Я покачал головой:

— Нет. Ну его.

Я просидел на одном стуле шесть часов. Луиза появлялась дважды. Я заказывал ей выпивку. Дважды мы ссорились, и дважды она со скандалом убегала из бара. Я старался быть бесстрастным, пытался быть уверенным и насмешливым, хотел держаться в рамках и выглядеть интересным, принимая дозу за дозой кокаина, но ледяные края пропасти тревоги, в которую я попал, были слишком скользкими, чтобы их преодолеть. Чем яростнее я старался выбраться наверх, тем глубже соскальзывал в ледяную бездну, в глубины неоправданного отчаяния. Я удрученно следил за ночной активностью Гельмута. Он заходил и ускользал из дымного бара вместе с возбужденными подростками из долины, пока их менее самонадеянные приятели сидели в отдалении за угловыми столами, потягивая напитки, которых вовсе не хотели. Один из десяти этих ребят попадет, как пустая бутылка, на свалку презренных любителей кокаина, все отдав и все потеряв ради его надменной ласки. Некоторые погибнут через пару лет, другие — через десять. Все зависит от того, сколько времени и денег они пожелают инвестировать в процесс саморазрушения. Я пристально смотрел на какого-то прыщавого парнишку в тенниске с эмблемой Black Candy, пока он не покраснел и не отвернулся. О боже, я был этим вечером жалким содомитом!

Хенрик похлопал меня по спине и выбил жалость к себе из моей обезвоженной головы. Если, как полагают некоторые люди, вшивая дворняга Карлито содержит в себе что-то человеческое, тогда этот долговязый молодой бездельник со взбитой гелем прической содержал в себе нечто от щенка. Недавно девятнадцатилетний Хенрик, взвинченный порошком и жужжащий, как холодильник, от кокаина низкого качества, израсходовал весь свой запас. Конечно, ему кто-то помог в этом. Долгие ночи не очень тревожной службы на границе с Португалией научили его некоторым хитростям. В ходе ряда незаконных вторжений на суверенную португальскую территорию кастильский капрал научил его, как открывать дверцы португальских машин и красть из салонов. Он изучил слабые места системы безопасности или идеологии капиталистического государства при помощи кастильского интеллектуала, которому не позволяли служить в испанских вооруженных силах, а повар с Мальорки сообщил, что капля оливкового масла предотвращает подгорание сливочного масла. После демобилизации из армии и возвращения в деревню его жизнь стала несколько бестолковой, но он предпринял усилия, чтобы направить ее соответственно своему разумению. Купил мне виски, поскольку хотел получить от меня дозу. Мы уединились с ним в сыром углу, и я передал ему при мерцании свечи упаковку. Он взамен вручил мне пакет, завернутый в цветастый платок.

— Что это?

Хенрик вытащил нож и обтер лезвие о свои джинсы.

— Глянь, — предложил он.

Я вскрыл пакет и обнаружил в нем два британских паспорта, права на вождение Соединенного Королевства, несколько страховок и бумажник из голубого нейлона. Хенрик раздвинул тонкие усы в ухмылке, словно ему удалось только что увести от борта бильярда черный шар. Он приготовился занюхать свою дозу.

— Ты мерзкий мелкий воришка, — прохрипел я. — Где ты это взял?

Он потер свои десны, потом — ноздри.

— Нашел. — Затем насыпал остаток дозы, занюхал и сказал несколько натянутым тоном: — Хочешь? Они чистые.

Я не мог принять такой манеры поведения, схватил его за плечо.

— Господи Иисусе, ты не должен вламываться в машины туристов, не здесь! Ты навлечешь на нас полицию! — В отчаянии я качал головой. — Ты loco[6] или что-нибудь еще?

Усы Хенрика задрожали сильнее.

— Я не крал, — протестовал он. — Здесь, во всяком случае. Она была припаркована у реки, рядом с гостиницей. — Он снова потер нос заносчиво, как обиженный сановник. — Они завтракали в гостинице, так что все в порядке.

Я засунул краденые документы за пояс своих джинсов, пока Хенрик насыпал мне дорожку порошка.

— Тогда все в порядке, — рассудил я мудро. — Только на время, пока ты не навлек сюда полицию.

— С какой стати, — пожал он плечами. — Скажи-ка мне лучше, сколько у тебя осталось? Я имею в виду для продажи.

— Тебе хватит, братец, — ответил я, занюхивая порошок. — А сколько надо?

— Десять, пятнадцать, столько, сколько у тебя есть.