– Я очарован. Ешьте и веселитесь.

Девушки сели рядом с Матиасом на скамью и набросились на еду с еще большей жадностью, чем Грегуар. У Тангейзера же пропал аппетит. Посмотрев на груду своих пожитков, он понял, что нужно решить еще одну проблему. Королевская гвардия вряд ли пропустит его в Лувр с оружием.

– Значит, вы один из этих фанатиков, – сказала вдруг младшая из сестер.

– Дни, когда я был фанатиком, остались далеко позади, – возразил иоаннит.

Паскаль пристально смотрела на него.

– В любом случае, гугеноты любят проливать кровь не меньше других, – продолжал рыцарь. – Может, их зверства не столь многочисленны, но причина скорее в нехватке людей, чем в морали. И обе партии ненавидят мусульман и евреев – как и положено в этом мире.

Младшая Малан улыбнулась. Между передними зубами у нее была заметная щербинка, придававшая ее лицу несколько простодушное выражение и усиливавшая очарование девушки.

– Мартин Лютер ненавидел евреев по тем же причинам, по которым их ненавидят католики, – сказала она. – Однако он выдвинул и новые причины, свои собственные, а с учетом того, сколько времени было у церкви для размышлений на эту тему до того, как он появился, это большое достижение. Правда?

Девушка явно его дразнила, и Тангейзеру это нравилось.

– Лютер был чрезвычайно умен и придумал, что мы можем ненавидеть евреев по тем же причинам, по которым он ненавидел католиков, – продолжала Паскаль. – Он утверждал, к примеру, что и католики, и евреи верят, что спасение души гарантируется исполнением божеских законов, а не самой верой. Поэтому лютеранам удается сидеть на двух стульях. Они могут сочетать ненависть к евреям с ненавистью к католикам, не жертвуя богословской логикой.

– Ты заставляешь меня полностью пересмотреть представления об изощренности человеческого ума, – не стал скрывать Матиас своего удивления.

– Однако следует заметить, что Кальвин относится к евреям не так, как Лютер. Например, он включает их в число избранных Богом и приводит аргументы, что всем потомкам Авраама, в отличие от других народов, уготована вечная жизнь, – добавила его молодая собеседница.

– А евреи слышали эти добрые вести? – поинтересовался путешественник.

– И в отличие от Лютера и Рима Кальвин не обвиняет евреев в смерти Христа, – не отвечая ему, продолжала Паскаль. – Он в ней винит всех. Понимаете, Кальвин говорит, что евреи не могут быть особенно грешны, поскольку все люди грешны в равной степени и сравнения тут неуместны. Но именно поэтому евреев нельзя считать и меньшими грешниками, менее испорченными, чем все остальные.

Девушка улыбнулась, словно бросая новому знакомому вызов.

– Для меня это темный лес, – признался Тангейзер. – В моей жизни было очень мало богословской логики.

– Логичнее всех Кальвин, – заявила Паскаль. – Нужно усвоить лишь одно: все без исключения люди грешны и испорчены до самой последней, непоправимой степени. Верующие и неверующие, спасенные и проклятые, хорошие и плохие.

– Знаю, хотя я пришел к такому выводу самостоятельно.

– Тем не менее некоторых примут в раю, несмотря на то что они точно так же грешны, как те, кто попадет в ад.

– Значит, и у меня есть шанс.