Когда они брели по плохо освещенным коридорам восточного крыла, Тангейзер подумал, что опиум все же принес определенную пользу. Без него Орланду вряд ли перенес бы это путешествие, а так он почти не шевелился. Это был уже не тот тощий мальчишка, который помог Матиасу пережить самую кровавую осаду в истории, и даже не стройный юноша, уехавший в Париж год назад. Но согнувшийся под его весом рыцарь не жаловался. Колокольный звон не утихал.

Арнольд молчал, пока они не миновали две пары дверей, но потом все же попробовал разобраться в происходящем.

– Мой кузен? – переспросил он госпитальера.

– Ты удостоился моей вечной дружбы – это сокровище доступно немногим, – отозвался тот.

– Хотелось бы знать, дорого ли мне придется за нее заплатить.

– Это еще не все. Скажи, где найти Амбруаза Паре?

– Королевского хирурга?

– Он должен быть где-то поблизости. Насколько мне известно, ему поручили лечить Колиньи.

– По приказу короля Паре неотлучно находится при Колиньи, в особняке Бетизи.

– Это далеко?

– От ворот десять минут пешком, но это невозможно…

– Амбруаз Паре – лучший в мире хирург. А мой сын умирает.

– Набат служит сигналом к началу резни. Колиньи убьют. Смотрите!

Арнольд открыл дверь и провел их в комнату, окно которой выходило на восточный фасад здания. Среди улиц на противоположной стороне площади стояла церковь, колокол которой непрерывно звонил. К северу от храма вдоль улицы, параллельной реке, вилась колонна вооруженных людей с факелами. Ее возглавляли десятка четыре всадников. За ними шли отряды аркебузиров, чьи запальные шнуры яркими точками светились в темноте. В арьергарде к небу поднимался лес алебард. По прикидке Тангейзера, всего их было человек двести.

– Кто ими командует? – спросил он.

– Герцог де Гиз. Большинство знатных гугенотов, которые не живут во дворце, поселились в этом квартале.

– Расскажи мне все.

– После многочасового заседания совета его величество убедили отдать приказ – и пойти против совести, я уверен, – об уничтожении вождей гугенотов. Из соседней комнаты я слышал его крик: «Черт возьми, тогда убейте их всех! Убейте всех, чтобы никто не мог вернуться и обвинить меня!»

Теперь Тангейзер понял, с чем пришлось расстаться его новому другу, – не только с юностью. Его представления о монархии – а также о рыцарстве, цивилизованности и самой гуманности – рассыпались в прах, словно истлевшие мощи. Его увлекали дворцовые интриги. Он считал себя человеком мира, а теперь оказался наивным глупцом.

– А те гугеноты, что живут здесь, в Лувре? – задал он следующий вопрос.