1

В мае Рутенберг вернулся из России в Париж и оказался втянутым в историю, которая могла бы оказаться чрезвычайно болезненной для российской власти.

Война с Японской империей была необходимой России для усиления своего влияния и контроля в Манчжурии, Корее и Жёлтом море. Министр внутренних дел и шеф Жандармов Вячеслав Константинович фон Плеве подталкивал командование армии и флота к началу военных действий. Военный министр Алексей Куропаткин обвинил его в содействии развязыванию войны. Плеве ответил: «Чтобы удержать революцию, нам нужна маленькая победоносная война». Он был по-своему прав, но в июле 1904 года его убил член Боевой организации эсеров Егор Созонов. К войне Россия ещё не была готова, план военно-стратегической подготовки к кампании против восточного соседа оказался неосуществлённым до конца. Она терпела поражения на суше и на море. Пал Порт-Артур, сражение под Мукденом было проиграно, русская эскадра потерпела жестокое поражение в Японском море у острова Цусима.

В Европе эти события широко освещались прессой. Рутенберг каждое утро выходил на улицу к ближнему киоску, покупал газеты и с интересом читал о событиях далёкой войны. Ещё год назад Путиловский завод работал над крупным заказом военного ведомства, и он и его мастерская были заняты производством и ремонтом необходимых инструментов. И теперь в его сознании всё соединилось в одну картину. Он видел, что неудачи Российской империи на Дальнем Востоке вызвали в стране революционную ситуацию. Как профессиональный революционер, стремящийся к уничтожению самодержавия, от поражений царской армии он испытывал явное удовлетворение. Но Рутенберг и не мог предполагать, что эта война своим крылом коснётся его опять.

Через несколько дней после возвращения из России он получил письмо от хорошо ему знакомого Михаила Гоца, члена Центрального комитета партии эсеров. Он назначал встречу, важность которой, писал приятель, очень велика. Встретились они в кафе на бульваре Бомарше и, заказав кофе и круассаны, сели за столик на тротуаре.

— Не будем растекаться мыслью по древу, Пётр Моисеевич, — сказал Гоц, подчёркивая ещё раз серьёзность разговора. — Товарищи попросили меня дать тебе важное поручение.

— Я внимательно слушаю, Михаил Рафаилович.

— Ты знаком с Конни Циллиакусом?

— Нет, но слышал о нём от Бориса Викторовича.

— Его зовут Конрад Виктор, но он с некоторых пор представляется другим как Конни. Так вот, от нашего друга Конни нам поступило предложение закупить оружие на деньги «американских миллиардеров» и переправить его в Россию.

— Мне это нравится, — заметил Рутенберг.

— Но мы через наших людей в Финляндской Партии активного сопротивления знаем, откуда деньги. Они пожертвованы на русскую революцию японским правительством. Их предоставляет нам бывший японский атташе в России полковник Мотодзиро Акаси.

— Представляю себе, насколько сильно японцы хотят вывести Россию из войны, — не без удивления произнёс Рутенберг. — И какова сумма?

— Миллион франков.

— Ого. Это много оружия, Михаил.

— Но у жертвователей Циллиакуса есть условия, которые он хочет оговорить с представителем нашей партии. Чернов и Русанов предложили послать к нему для переговоров тебя. Конечно, все с ними согласились.

— Эти условия известны?

— Смысл их в том, что не все деньги достанутся нам. Твоя задача взять у него как можно больше.

— Надеюсь, я с ним договорюсь.

Мимо них текла праздная толпа, привлечённая тёплой погодой и приятными запахами французской кухни, доносившимися из высыпавшихся на улицы ресторанов и кафе. Они сидели за столиком и наслаждались кофе и негромким разговором, предчувствуя большие тектонические сдвиги, начало которых было сейчас в их руках.