3

Теперь Рутенберг всегда сопровождал Гапона. Начались переговоры с представителями разных партий. Он вскоре понял, что священник не разбирается в смысле и значении партий, их программах и различиях между ними. К нему подходили как к революционному вождю, и он рассказывал о событиях 9 января и своей программе объединения. Но непредвиденные вопросы ставили его в тупик, и Рутенбергу приходилось помогать Гапону выходить из неловкого положения.

Продолжительные переговоры окончились решением собрать конференцию из представителей разных партий. На ней должно быть рассмотрено предложение Гапона объединить все революционные партии и организовать боевые силы в России. Рутенберг уже в самом начале посоветовал ему не присоединяться ни к одной партии.

— Чтобы достичь цели, которую ты ставишь, нужно быть независимым политическим авторитетом. Иначе руководство той партии, к которой бы ты принадлежал, не позволит тебе стать во главе нового объединения.

— Умён ты, Пётр Моисеевич. Да мне и самому не хочется становиться рядовым членом. Когда я оказываюсь в обществе образованных людей, я теряюсь, я чувствую себя невеждой, мне нечего им сказать.

— Владимир Ильич и Георгий Валентинович тебе правильно советовали учиться, постигать марксистскую теорию. Они видят в тебе будущего вождя.

— Не нравится мне эта схоластика и фарисейство. Я люблю реальное дело, люблю вести людей за собой.

Чем больше Рутенберг узнавал Гапона, тем ясней становилось, что ему не хватает авторитета и компетенции, чтобы стать во главе предлагаемого им политического объединения. Он постепенно терял интерес к конференции и уже не видел возможности осуществить её решения. В Женеву продолжали прибывать активисты партий, бежавшие от усиливающейся угрозы ареста. В середине февраля приехал Савинков, и через несколько дней в квартире Азефа состоялось заседание Центрального комитета партии.

— Мы оказались не готовы к событиям 9 января, — сказал Чернов. — Я согласен с мнением Гапона: ни одна революционная партия на деле не присоединилась к его движению. Оно опередило нас и наши действия. Прежде всего, мы не обеспечили рабочих оружием, когда уже стало ясно, что мирным шествие не будет.

— Полностью согласен с Виктором, мы опоздали с вооружением народа, — подключился к разговору Савинков. — В Санкт-Петербурге напряжённая тишина, все притаились и ушли в подполье, ожидая реакции противной стороны. Пора начать работу, иначе нам не поднять ни рабочих, ни крестьян.

— Что ты предлагаешь? — спросил Евно Азеф.

— Следует незамедлительно учредить особую организацию для боевой подготовки масс. Начать, полагаю, нужно со столицы — Санкт-Петербург — оплот самодержавия. Потом распространим это по другим городам России. Назовём её, предположим, Петербургским боевым комитетом.

— Поддерживаю это предложение, — заявил Чернов. — У тебя, Борис, есть план работы комитета и перечень его задач?

— Над этим нужно ещё поработать. Но очевидно, что он должен будет заниматься доставкой, хранением и распределением оружия. Но самое главное организацией дружин и обучением дружинников военному делу.

— Предлагаю назначить главой комитета Петра Моисеевича, — сказал Азеф. — Он знает обстановку в городе, известен среди рабочих и партийцев и, главное, уже понюхал пороху.

Все посмотрели на молчавшего всё это время Рутенберга. Он не являлся членом руководства, но его влияние и авторитет уже были настолько велики, что многие лидеры партии охотно поддерживали с ним дружеские отношения.

— Я, безусловно, за, — произнёс Савинков. — Пётр, ты готов?