Книги

Две Цены

22
18
20
22
24
26
28
30

— О! Не ожидала увидеть! — заплетающимся языком проговорила полуэльфка, подозрительно разглядывая горлышко опустошенной ей бутылки. — Как всё прошло? Нашу девочку не отругали? Хотя, если вы здесь, значит приняли не очень-то радушно. Привыкай, дорогуша, отрекшиеся только меж собой братья и сестры, а для остальных они изгнанники. Малопонятное явление этой чертовой эпохи.

— Я не успела поблагодарить тебя. Ты так поспешно ушла, — робко начала эльфийка.

— И что с того? Мне надо было выпить. А благодарности я давно ни от кого не жду, — наемница откупорила ещё одну бутылку дешевого феларского вина и плевком затушила огарок свечи на столе. — Присаживайтесь, чего стоите? В ногах правды нет.

Карнаж усадил Нэй, а сам пошел к тардовскому застолью, откуда доносились зазывающие крики Гортта. «Ловцу удачи» не хотелось оставлять эльфийку с наемницей, но, с другой стороны, ей стоило посмотреть и получше ознакомиться с такими, как та полуэльфка, чтобы понять, какая бывает жизнь у бродяг. Тем более акробатка сделала свой выбор и была теперь в таком же положении, как и наемница.

— Подсаживайся, Феникс! Кого это ты там с собой привел? — поинтересовался Гортт, когда полукровка подошел к столу.

— А вы не узнали? — спросил невозмутимо Карнаж. — Это же акробатка. Ну, та, которую мы из храма Сильвана вызволяли.

— Фу ты, черт! Ну и дела! — гном изумленно уставился на Нэй. — Что скажешь Бритва?

Тард нахмурился:

— Грязное время, — глухо произнес убийца драконов. — Оно всех метит: кому шрамы, кому клейма и узоры на всю жизнь. Сейчас вот та курва изрисованная эльфку эту уму разуму-то научит… Такая же станет со временем.

— Мы дали ей выбор, — заметил Феникс, которому Гортт настойчиво подталкивал кружку пива.

— Какой же это выбор? — Тард ударил ладонью по столу. — Она же ни черта не знает толком ни про храмовниц, ни про «отрекшихся»! Вот взять нас: каждый в курсе что и почему. Гортту свезло. Ты уже сделал за него полдела, а мне вот до конца жизни с драконами не расквитаться.

— Да! Клянусь своим чубом, я благодарен тебе, полукровка! — гном хлопнул Карнажа по плечу. — Ешь, пей вдоволь! Бритва вот знает, каково мне было, что тот чернокнижник спокойно ходил по белу свету, в то время как мой кузен лежал в могиле. Шрам раньше частенько силой забирал то, что ему было нужно. А уж чужую жизнь ни в грош не ставил. Вот, значит, я только и мог, что точить на гада топор да зубами от бессилья скрипеть. Силен тот был, даже слишком силен.

— Эка запел, борода — два уха! — хмыкнул Тард. — А ведь всего пару лет назад, говорю тебе, Феникс, я еле остудил эту горячую голову. С колдунами связываться гиблое дело, как пить дать. Мы ж не знаем всех тех премудростей, которым в ордене убийц магов учат.

— Шрам был и моим должником тоже, так что особо благодарить не за что, — заметил «ловец удачи», — а про орден убийц магов можно забыть. Встретился мне тут один. Теперь червей кормит, но застал я его за весьма интересным занятием: он соблюдал порядок очереди на приеме к мэтру Хроносу. Слыхали о таком?

— Слыхивали, — проворчал Бритва. — Молоты Швигебурга! Как же все перепуталось в этом мире! Давние враги примирились, а война словно и не утихала вовсе. Вот мы, к примеру, орудие союзных королевств против Ларона. Но ведь и тут сделка. Нам платят, и неплохо платят, снабжают провиантом и оружием, доставляют куда надо, а мы, стало быть, рубаем драконов. В случае чего, нас никто не знает и мы никого не знаем. Шито-крыто!

— Что же мешает самим заниматься этим? — Карнаж отхлебнул пива и невозмутимо продолжил поглощать жареную свиную ногу.

— Ха! А сам как думаешь? — Гортт перемигнулся с Тардом. — Их величества хотят, чтобы подобные дела вершились исключительно по августейшему распоряжению! Были до нас бравые парни, которые срать хотели на эту… Мо… Монополию, вот. Так и где они теперь? Сам догадайся. Это раньше было: рыцари, драконы, «невинные» девицы, на которых клейма негде было ставить. Правда, среди них иногда попадались девственницы, если дракон всё же успевал вовремя похитить. Но нынче другие времена, как видишь.

Феникс понимал, к чему клонили сотрапезники, отчего лишних расспросов проводить не стал. И так было очевидно, что на дракона со шпагой не попрёшь, а новомодные ружья только разозлят чудище. Нужны были старые, проверенные веками, орудия — алебарда, топор, шестопер, баллиста ну или, на худой конец, арбалет. Причем все они отличалось от обычного оружия весом, размером и материалом, из которого изготавливалось. К тому же, чтобы достать всё это, требовалось хорошенько поискать. Провезти подобное незаметно через границу и избежать досмотра в порту при погрузке на корабль было невозможно, ведь такое снаряжение всегда привлечет внимание и вызовет массу вопросов, особенно если его сопровождает кодла из крепких и неулыбчивых парней.

Прежний король Фелара был хитрой бестией, не в пример лучше своего наследника, и так умело ворочал делами гильдий и вольных охотников «кто за чем», что обратил их деятельность себе на пользу и даже взял под свой контроль. Казна была полна и дипломатия немного наладилась. Ведь с территорий как северного, так и южного королевств не совершали более так часто набеги банды разбойников. Воры на приграничье не резали кошельков у приезжих настолько бессовестно, как раньше. Убийцы магов и инквизиторы поумерили свой пыл касательно имперских чародеев и истанийских алхимиков, которых прежде щедро отправляли на костер целыми связками под улюлюканье собравшихся зевак.

Примерно двадцать лет назад, как утверждали хронисты, чародея, ехавшего на балл ко двору короля, стащила с лошади толпа фанатиков и поволокла на костер под крики приора, набравшегося церковного вина: «Во имя Отца Небесного выжжем к чертовой матери скверну с нашей земли!» Несчастный был последним, кого предали огню без основательного суда и следствия. После громкого дипломатического скандала, ведь чародей оказался ещё и тайным послом, государь изрядно урезал власть духовенства. Теперь все дела подобного рода сначала рассматривал мирской суд, а уж потом за дело бралась инквизиция. Ей оставляли на растерзание тех, кто занимался чародейством без патента или отличался инакомыслием, чем был опасен для государственной власти. Это ещё более укрепило и без того не шаткое королевское могущество, а многими вообще считалось переменой к лучшему.