— Это тебе нравится доставать меня! — рычит рыжая бестия.

— А я разве достаю тебя? — Я разжимаю пальцы, отпускаю ручку метлы и поднимаю руки ладонями вверх. Наши тела продолжают соприкасаться. — Смотри, это не я, это ты со мной обжимаешься!

Я твой.

Замерев на мгновение, она теряется. Но я продолжаю ее подначивать:

— Может, тогда поцелуешь меня, отблагодарив за доставку? Или хотя бы в качестве моральной компенсации за разбитую бровь, м?

В результате чего Ковбой смущается еще сильнее. Даже в темноте я отлично вижу, как вспыхивают ее щеки, а взгляд потупляется.

Она отскакивает от меня, и теперь ее миловидная мордашка корчится в забавной гримасе:

— Надо было разбить тебе все твое наглецкое лицо!

Я делаю решительный шаг вперед, разглядывая ее всю, от и до.

— Можешь разбить его прямо сейчас. Но учти! После такого ты уже не отвертишься, я перестану тебе поддаваться.

Она театрально смеется:

— Ха-ха-ха! Хочешь сказать, ты мне поддавался?

И я решаю продемонстрировать.

Я беру ее за хрупкие узкие плечики; вполсилы стиснув их, притягиваю чертовку к себе и, не обращая внимания на метлу, в которую по-прежнему впиваются девичьи цепкие пальчики, одной рукой откидываю назад ее растрепавшиеся волосы и оголяю тонкую шею. Мне хочется, исследуя ее миллиметр за миллиметром, покрыть нежную кожу поцелуями, но вместо этого я скольжу ладонью вверх и, добравшись до затылка, легким нажимом заставляю Ковбоя посмотреть на меня.

— Видишь? Я просто люблю игру в поддавки.

А потом отступаю.

Метла, которую она все это время не выпускала из рук, с грохотом падает под ноги.

Но я не удивляюсь.

Я все прочитал в ее глазах.