Книги

Духота

22
18
20
22
24
26
28
30

– Папа, коты с ногами залазят на диван!

– Мама, а когда мы умрём?

– Когда Бог позовёт… Тебе что, жить наскучило?

– Да.

– Но ты понимаешь? Если умрём, закопают, и никогда уже не будем на земле…

– Ну и что? Вас с папой раскопают, вы будете жить, а я останусь у Бога…

Уже не первый год бывший студент батрачил архивариусом, вернее, плескался золотой рыбкой в прозрачном аквариуме архиерейских покоев, куда уполномоченный по делам религий всё норовил сунуть свой нос, как мальчик, который для обогрева рыбок зимой включает в аквариуме электрокипятильник.

Его Преосвященство, поиграв с келейником в пинг-понг в саду, потный присаживался на скамейку и устало говорил:

– Вы в прошлом себе подгадили, милостивый государь… Вырезали мотыгу на портрете Ленина…

– Но свастика – православный символ, встречается на иконах… Флажок со свастикой развевался на крыле автомобиля русского императора Николая Второго, был знаком бога Агни в Индии…

– Вы бы лучше отцов Церкви читали… Ладно, ладно… Потерпите… Буду жив – всё образуется…

И жена, и муж молились, чтобы Владыку случайно не зарезал на перекрёстке грузовик, забросав буркалы Комиссарова архипастырской требухой.

– У вас ещё много шлака внутри, – бубнил архипастырь. – Эксцентризм, так сказать, невысокой пробы… Именно это удерживает меня от решительного разговора с уполномоченным… Если я рукоположу вас в сан священника, у меня будет такое ощущение, будто в покоях у меня – бомба, мина замедленного действия, причём я не знаю, когда она громыхнёт, не могу определить ни размер ущерба, ни направление взрывной волны!

Косясь на подштопанные лояльностью архиерейские аргументы, зная, что епископ посвящает во жрецы конюхов и пожарных, молодой человек закипал от досады. Как ему было стыдно, когда в Совете по делам религий, в двухэтажном столичном особняке на Смоленском бульваре, под насмешливым взглядом гардеробщика провинциальный архиерей, снимая пальто, разматывает заткнутые за пояс перемятые полы чёрной рясы!

Келейник хлопал дверью.

Бродил по запылённому деревянному городу. Замечал на оконном карнизе полудохлого голубя. Зачерпнув воды из лужи, ставил спичечное корытце поближе к больной птице.

Захаживал в ресторанишко, где был сбит с панталыку не тем, что в глазах Канта образует измерение трансцендентального принципа, а тем, что молоденькая официантка, рекомендуя новое блюдо, употребляет термин Канта: «априори»… Сосед по столику представлялся доктором биологических наук, через полчаса заявлял, что рыбы мыслят, затем сваливал в свой плоский портфель нарезанные на тарелке сыр и колбасу. И исчезал. Вместо него подсаживался офицер военно-воздушных сил. Из-под расстёгнутого ворота – клин полосатой тельняшки. Галстук сбит в сторону, зацеплен крючком за погон.

– Чего не пьёшь? Пей! – приставал лётчик. – Ты в армии служил?.. Я только что из командировки, не то из Никарагуа, не то из Мозамбика, хрен поймёшь… Как жена должна встречать мужа из боевого похода? В одной руке – стакан, в другой – бутылка, а в зубах – подол!

Воздухоплаватель раскрыл поцарапанный портсигар: створки оказались в блеклых наклейках – кавалеры целовали дам, волосы мужчин лоснились от бриолина.

– От отца достался, – пояснил пилот, закуривая и обследуя глазами фюзеляж официантки…