Но призыв остался неуслышанным, поэтому Виктору пришлось перебросить обмякшего Визела через плечо, как пальто.

— Ну и вонь! — пожаловался он. — Он что, лакал одеколон?

— Кто его знает, что там пролилось в багажнике, — отозвался Старлиц. — Донесешь? Я захвачу всю его репортерскую сбрую.

— Никуда не денется, — заверил его Виктор. — Мне не впервой.

Ночной дежурный казино «Меридиен» спросил из дверей на ломаном английском:

— У вас все в порядке?

— Напился, — спокойно объяснил Виктор и пнул деньги на асфальте. — Таксиста след простыл. Можете что-нибудь сделать с этими грязными бумажками?

Дежурный посмотрел туда, куда указывал носок кроссовки, и изменился в лице.

— Конечно могу. Не извольте беспокоиться. Старлиц сунул ему желтую шляпную коробку.

— Оставьте это для меня в гардеробе. Старлиц, номер триста один.

— Разумеется, мистер Старлиц.

Старлиц поправил на спине штатив и решительно миновал обе раздвижные стеклянные двери.

— Куда его? — осведомился Виктор, умело транспортируя бесчувственного папарацци.

— Сначала в лифт.

Виктор снял со слюнявых губ Визела двадцатидолларовую купюру, вытер ею его рот и брезгливо засунул в серый плащ. Все трое загрузились в зеркальную кабину лифта. Старлиц нажал кнопку «пентхаус».

— Вы читали Пелевина? — спросил Виктор как ни в чем не бывало. Визела он прислонил к стенке кабины и небрежно подпирал его локтем.

— А что, надо? — спросил Старлиц.

— Пелевин — москвич. Он написал «Омон Ра» и «Желтая стрела». — Старлиц сочувственно покивал. — Як тому, — продолжил Виктор задумчиво, — что все это очень по-пелевински.

Старлиц вместо ответа поскреб затылок.

— Хохлов близко?