Еще Трентский собор, открывшийся по инициативе папы Павла III 13 декабря 1545 года, запретил государям устраивать судебные поединки под угрозой отлучения и объявил отлученными ipso facto[1] всех участников, секундантов и зрителей дуэлей. Однако во Франции положения Собора никогда не были признаны. Впрочем, французское духовенство все равно продолжало нападать на практику дуэлей, и громовые проклятья не стихали на протяжении XVI и XVII вв.

Считается, что государственные запреты во Франции приняли вид «суровости на словах и снисходительности на деле». Например, короли Генрих IV и Людовик XIII издавали не только эдикты против дуэлей, но и многочисленные помилования дуэлянтов (один Генрих IV даровал около семи тысяч таких помилований за девятнадцать лет).

В 1665 году папа Александр VII осудил положение о том, что будто бы принятие вызова на дуэль оправдывается опасением быть обвиненным в трусости. Но все равно дуэли повторялись чрезвычайно часто и нередко принимали характер маленьких сражений, ибо в бою участвовали и многочисленные секунданты, которых было порой до пятнадцати человек с одной стороны, причем поводы для дуэлей были в значительной части случаев самые ничтожные или даже нарочно созданные самими бретерами.

Во Франции при Генрихе IV в течение восемнадцати лет погибло от дуэлей до 4000 дворян, при Людовике XIII, несмотря на суровые меры кардинала де Ришелье, в течение десяти лет погибло от дуэлей 940 дворян.

Опыт Франции, равно как и других государств, свидетельствует, что для прекращения дуэлей одного лишь запрещения их (хотя бы и с угрозой самого тяжкого наказания) было недостаточно. Необходимы были еще и меры нравственного характера. Однако с этим долгое время имели место большие проблемы. Более того, так называемые «суды чести» рассматривали дела об оскорблении чести и достоинства, невзирая на общее запрещение поединков, и они очень часто признавали неизбежность дуэли. И получалось, что закон противоречил самому себе: он дозволял то, что запрещалось.

В России впервые дуэли начали практиковаться при Петре I, в военном сословии, и вызвано это было законодательным постановлением (артикул 145), в котором говорилось:

«Ежели кто кого ударит по щеке, оного пред всею ротою профос[2] имеет тако ж ударить».

В 1787 году Екатерина II издала манифест о поединках, в котором установила подобие судов чести из лиц, избираемых сторонами, но при этом поединки при ней были запрещены безусловно. Императрица недвусмысленно указывала на то, что поединки – это «предубеждения, не от предков полученные, но перенятые или наносные, чуждые». Это было сказано в том же 1787 году. А вот ее внук, император Николай I, высказывался еще резче: «Я ненавижу дуэли; это – варварство. На мой взгляд, в них нет ничего рыцарского».

Русский писатель, журналист, историк быта и публицист В.О. Михневич писал:

«Дуэль – глупый предрассудок, но очень удобный для «порядочных людей», потому что посредством его можно погашать самые запутанные и неопрятные счеты. Как это ни странно, но дуэль очищает в глазах известного слоя общества любого принадлежащего к нему негодяя, а в особенности, когда пуля-дура его оцарапает».

Он называл дуэль сортом «честных убийств». А еще он писал:

«Причины большей части дуэлей и герои этих последних одни и те же. <…> Рыцарского здесь очень немного и еще меньше простого человеческого смысла. Это просто трактирные скандалы, возникающие под влиянием винных паров, в неряшлевой обстановке, по крайне неблаговидным и глупым поводам, отнюдь не аттестующим их героев со стороны культурности и благовоспитанности. <…> Таков именно характер и такова завязка большинства совершающихся у нас дуэлей, которые притом практикуются почти исключительно в узком, обособленном мирке праздной, прожигающей жизнь молодежи, причисляющей себя к «сливкам общества». Дуэли между людьми солидными и серьезными происходят у нас очень редко».

Так и нужно ли было рисковать жизнью ради всего этого?

Литературовед Н.Л. Бродский уверяет нас, что дуэль – это «порожденный феодально-рыцарским обществом обычай кровавой расправы – мести», сохранявшийся в дворянской среде, «видевшей в этом способе защиты чести одну из форм, выделявших «благородное» сословие от прочих».

А вот Оноре де Бальзак считал, что дуэль – это «детская забава, дурость».

Ги де Мопассан устами одного из своих героев задавался вопросом:

«Неужели мерзавец перестает быть мерзавцем только оттого, что дрался на дуэли? И с какой радости честный человек, которого оскорбила какая-то мразь, должен подставлять свою грудь под пули?»

Ему вторил Эрнест Хемингуэй:

«По-настоящему храбрым людям незачем драться на дуэли, но это постоянно делают многие трусы, чтобы уверить себя в собственной храбрости».