Но заснул раньше.
За окном шел восемьдесят девятый год и дождь. Немногочисленные прохожие скрывались от него под цветными зонтиками.
Нормальное московское лето…
Я проснулся бодрым и полным сил. Голова не болела, значит, коньяк был неплохой. Так-то я в коньяках не разбираюсь, не специалист.
Я пошел на кухню, нашел железный чайник, наполнил его водой, поставил на газовую плиту. Поискал в шкафах, обнаружил банку бразильского растворимого кофе с головой Пеле на банке. Вкус, конечно, у него оказался так себе, но растворимый кофе обычно пьют не потому что он офигенно вкусный.
Для гурманов существуют и более другие решения.
За ночь информация в голове немного систематизировалась, и у меня сложилась рабочая версия о предыстории персонажа, роль которого мне теперь придется отыгрывать.
Судя по всему, он служил где-то в силовых структурах и в свои тридцать с небольшим уже вышел на пенсию. Причем, это была почетная отставка, а не та история, в которой его вышибли из этих структур с позором. Отсюда пистолет, машина, деньги, вполне приличные по этим временам условия проживания. И, видимо, отсюда же и новая личность, под которую подогнали документы. Работу в школе ему могли и навязать, но вполне возможно, что он выбрал ее сам.
Я же когда-то выбрал… То есть, еще выберу… То есть…
Чувствую, с непривычки у меня будет постоянная проблема с временами.
А служил я, видимо, за границей. Потому что дома слишком много вещей, которые обычному человеку в СССР достать было очень непросто. КГБ? СВР? Что же я такого натворил, что меня в столь юном возрасте на пенсию отправили?
Эта гипотеза объясняла странное, на грани суицидального, поведение ребят на пустыре. Они просто меня не знали, потому что меня слишком долго не было в городе.
К сожалению, рабочей версии о том, как я сюда попал, у меня не сложилось.
Массовая культура неоднократно описывала подобные ситуации, но где массовая культура и где реальная жизнь? Люди обычно проваливались в прошлое для того, чтобы исправить ошибки либо в своей жизни, либо в окружающем мире. Ну, то, что эти конкретные люди считали ошибками.
В моем же случае речь о втором шансе лично для меня вообще не шла. Потому что это, все-таки, была не моя жизнь. Какого-то очень похожего на меня чувака, но не моя. В восемьдесят девятом настоящий я точно не успел бы совершить ничего критичного, что могло бы отравить его (мою) жизнь навсегда.
В ближайшие годы тоже вряд ли. Ну что он (я) мог бы такого сделать? Не в тот детский сад пошел, мало каши кушал, не ту девочку за косичку дернул?
Да и, говоря откровенно, я не был уверен, что даже будь у меня такая возможность, я попытался бы что-то изменить. В конце концов, наша личность определяется и суммой тех ошибок, которые мы совершили, и если мы их по какой-то причине не совершим, то это будем уже не мы.
Кто-то похожий, но все равно другой.
Однако, если высшие силы или кто там еще меня сюда закинул, желали, чтобы я исправил ошибки в окружающем мире, то фиг они угадали с кандидатурой. Я не представлял, что я вообще тут должен сделать. Порох изобрести, железную дорогу построить, чикатилу какую-нибудь остановить, Ельцина еще раз с моста сбросить?
— Дорогое мироздание, — сказал я, обратив свой взор к потолку. — Если ты на самом деле ждешь от меня каких-то свершений, то, пожалуйста, будь добро и сформулируй свои цели как-то конкретнее.