Она хихикнула:
– Не позволяй Адаму застать тебя в таком виде. Он сразу задумается, во что же он такое ввязался.
По-прежнему не снимая пальто, я достала из холодильника вино, налила себе бокал и направилась в ванную.
– Ты не находишь, что сейчас еще рановато для таких напитков? – Это было последнее, что я от нее услышала, прежде чем захлопнула за собой дверь.
14
Я не ложилась, потому что мне хотелось дождаться Адама. Мы с его матерью провели весь вечер в самой мелочной борьбе за власть. Мы спорили обо всем – от того, что у нас будет к чаю, до того, у кого в руках будет пульт от телевизора. Все, что требовало решения, приводило к тому, что мы начинали сражаться за контроль. Выглядело это, прямо скажем, жалко. Я вспомнила, как еще девочкой на пороге созревания боролась с железной волей своего десятилетнего младшего брата.
– Но ты обещала, – ныл Стюарт, когда я переключала на «Синего Питера». – Ты сказала, что сегодня вечером дашь мне посмотреть «Байкер-Гроув». Ты поклялась.
– Да не было ничего подобного, – ворчала я.
– Нет, было. Ты вчера смотрела своего «Питера». А сегодня моя очередь выбирать.
Я лишь злобно пялилась на него. Вообще в те годы я часто так смотрела. Мрачно-злобный вид, казалось, действовал куда сильней, чем всякие смущенные фразы, которые нередко срывались с моих губ. Мысли, которые бродили у меня в голове, редко соответствовали словам, которыми я пыталась их выразить.
В этот вечер, проведенный в обществе Памми, я обнаружила, что снова дуюсь, как в детстве. Я решила называть ее Памелой: ей это больше подходит, к тому же звучит совсем не так дружелюбно или ласкательно. Кстати, она терпеть не может, когда ее так называют.
– Хочу сегодня посмотреть одну передачу, – сообщила она.
– Ага, я тоже, – отозвалась я, стараясь понезаметнее нашарить пульт, лежащий на диване между нами. – Как называется?
– «Самые крупные аферы Британии», что-то в этом роде.
– А я хотела одну драму. – Я принялась бешено переключать каналы в поисках чего-нибудь хотя бы отчасти драматического. Неохотно остановилась на очередном повторе «Гордости и предубеждения», хотя эта экранизация вовсе не входила в мой список телевизионных пожеланий. Будь тут Адам, он бы назвал этот фильм моим «самым жутким кошмаром». Но такова уж была наша с ней незримая битва воль: лучше посмотреть что угодно, лишь бы не уступать Памеле.
– Может быть, тебе лечь? – спросила она полчаса спустя, когда глаза у меня начали слипаться, пальцы, стискивавшие пульт, разжались, и он соскользнул в провал между нами.
Ее голос словно пронизал все мое тело. Он вернул меня к реальности.
– А? Почему?
Она рассмеялась:
– Я же вижу, как ты вымоталась. Ложись в постель, я подожду Адама.