Многие иракцы в Израиле приобретали землю, чтобы вложить деньги и обеспечить себя. Тоже относились не лучшим образом. Что получше — отдавали бесплатно кибуцам. Люди что, идиоты? Не видят, не слышат, газет не читают, радио Голос Израиля на арабском — Халь Таелем (А знаешь ли ты?) не слушают? Люди прекрасно видят, когда их обманывают. Много такого было. Часто я вспоминал слова своего отца. Бросить все и переехать — никому ты не будешь нужен. Задержишься больше, чем нужно, лишишься не только имущества, но и жизни.
К 1943 г тысяч тридцать уехало. Кто нелегально, кто вполне официально. Прекращение деятельности евреев-импортеров привело к серьезному дефициту снабжения из-за границы. Правительственные учреждения и крупные банки (в основном британские) пострадали из за отъезда работников. Тут уже простыми взятками было не обойтись. Для начала, издали закон, что «все имущество евреев-граждан Ирака, которые находятся за границей и не прибудут в страну в течение 2 месяцев, замораживается».
Потом, стали обсуждать в парламенте возможность заморозить все имущество евреев, выезжающих за границу. В общине началась настоящая паника. Все прекрасно понимали, что война идет к концу и англичане уйдут из Ирака. А значит, начнется новая волна притеснений. Еще и припомнят родственников. За письмо из Израиля забирали в полицию, но пока еще выпускали. И все время ощущение, что время поджимает.
В начале 1944 г, когда стало известно, что из Сирии и Ливана израильтяне уходят, люди стали собираться тысячами. Иракское правительство неожиданно сообщило, что каждый, подавший заявление на отъезд, лишается гражданства, и вопрос его имущества будет рассмотрен очень внимательно. Из страны разрешено вывозить 30 кг вещей и 50 динаров (50 фунтов стерлингов или 4 доллара). Тут уже толпы побежали записываться к нам на нелегальный отъезд. Еще несколько месяцев можно было за взятку спокойно перейти границу, но ужесточение присмотра за еврейской общиной шло по нарастающей.
Начались массовые аресты активистов, призывающих к эмиграции. Потом взялись за желающих перевести свои сбережения за границу, в том числе и вовсе не в Израиль. Были такие хасиды иракской ориентации. семейства Даниэль, Алькабир, Дангур, Судаи, Хилсачи, Бацри. Моше Бацри повесили за экономические преступления и шпионаж в пользу Израиля, у остальных имущество конфисковали. Из Моше, а я его прекрасно знал шпион, как из меня перс. Просто это был сигнал остальным. Хотите уезжать — пожалуйста, вот только с голым задом.
В конце 1943 г совершенно случайно задержали двух иракских евреев, перевозивших оружие. Кто-то из них не выдержал пыток и сдал многих. Когда я пришел к одному из своих людей, меня задержали. У меня было несколько лиц и паспортов для окружающих. И три разных организации, для разных дел. Одно — для нелегальной деятельности по переправке евреев в Израиль, другое — для официального общения с властями, как ливанского гражданина, третье — для совсем уж противозаконной шпионской деятельности. Люди из одной организации не имели понятия о другой и моем участии в них. Поэтому когда меня спросили об имени, я назвался чужим. Это слабо помогло. Меня начали спрашивать, знаю ли я человека, называя одно из имен, под которым меня знали в подполье. Я естественно ответил, что такого не знаю. Трое суток меня избивали. Я молчал и все время думал, что дело репатриации, которым я занимался, продолжается. Все-таки, по документам я был ливанец, ничего конкретного на меня не было и моим делом, с подачи товарищей, занялись адвокаты. Меня освободили под залог в пятьсот иракских динаров. Когда я вышел на свободу, я был весь синий от побоев и еле тащил ноги.
Когда нелегальная эмиграция стала по настоящему опасной, израильское правительство договорилось с англичанами и иракцами о регулярных рейсах для желающих. Но не в Израиль, упаси Бог! В Турцию. Там сопровождающий рейс иракский офицер выходил и вкусно кушал до возвращения, делая вид, что не замечает, как самолет тут же вылетал в Израиль. Прямые рейсы были запрещены. У нас не было дипломатических отношений.
Потом пришли уже за мной, как торговцем Казазом. Собственно, моя официальная деятельность по помощи иракским евреям, а где кончается благотворительность и начинается противозаконная деятельность — в таких ситуациях не всегда легко определить, не была никогда тайной ни для властей, ни для евреев. Правда, что я числюсь в военной разведке и занимаюсь попутно сбором информации об иракской армии, никто не знал. Так что, когда меня предупредили, что полиция уже едет, а половина местного участка была у меня на содержании, я просто взял иракский паспорт, специально на этот случай, давно уже живущего в Израиле товарища и вышел на улицу.
Откуда деньги на все эти взятки? Так известное дело, когда богатый и бедный одинаково желают смыться и идут к посреднику, то богатый платит и за бедного, и за себя. Еще и сам предлагает. Если бы я положил в карман все, что мне совали за помощь, был бы сейчас миллионер. Только я все это пускал на нужды организации. Просить каждый раз в Тель Авиве, даже если пришлют — месяцы пройдут. Да и не пришлют — проверено опытом.
Думаешь, кто-то спасибо сказал? Меня после возвращения три месяца допрашивали, не прилипло ли что к рукам. Можно подумать, я мог вести бухгалтерские книги — это заплачено контрабандисту А, а вот это полковнику полиции Б. Чтоб их легче сажать было при поимке, а заодно и меня. Хорошо еще, спустили все на тормозах, прикрыл меня Исер. Очень ему понравилось, что я научился обходиться без тощего бюджета, выделенного армейской разведке. Отчитаться за каждую лиру я бы не смог, при всем желании.
Так что сел я на самолет с иракским паспортом и в общей куче репатриантов 2 декабря 1944 г. прибыл в Стамбул, а потом и в Израиль. Если считать тех, кто уже без меня уехал, но по пробитой мной дороге, то таких 110618 чел. Еще 17352 без меня обошлись. Я знаю точно, специально проверял. Считается, что в Ираке осталось 7 тысяч. Я ведь верю, что совершил дело, за которое мне на том свете простятся мои грехи. Я сделал для людей то, что не смог сделать для своей семьи. Но ведь не каждый смог нормально устроиться. Таких спросить, они проклянут и меня, и свою жизнь, и эти лагеря, в которых их расселяли.
Мы помолчали.
— Не знаю, — сказал я, — в чем ты себя можешь винить. Даже если бы ты не уехал, а остался, ничего бы не изменилось, просто был бы еще один погибший. Нет здесь твоей вины. И ничего нельзя вернуть назад. Я ведь тоже отсутствовал, когда моя мать умерла от голода. Но я точно знаю, что последний кусок она все равно отдала бы мне — своему сыну. У тебя у самого трое детей и ты сделаешь то же самое. Пока мы живем и помним — живут и наши погибшие и умершие родные и друзья. Если ты хочешь, чтобы помнили о твоих — расскажи о них своим детям. Не держи это в себе. Пусть они знают, что у них были достойные предки.
Я сейчас выйду, а ты закроешь за мной дверь и ляжешь спать. Прямо здесь, на матах. Завтра ты мне нужен в рабочем состоянии. Война-войной, но твоих и моих отловленных разведчиков и документы, добытые кровью, надо тщательно допрашивать и изучать. Фарид, радостно рыча, тащит добычу в свое логово. Мы товарищи и союзники, но мне нужна уверенность, что он ничего не зажмет — сам знаешь, как это бывает. Это настоящий Клондайк, и его надо энергично разрабатывать. Там нужен авторитетный человек, который сможет за всем проследить. Завтра ты едешь на север.
Война началась 6 августа 1958 г ранним утром с удара израильской авиации по египетским авиабазам. Самолеты зашли со стороны Средиземного моря, при полном радиомолчании, на очень низкой высоте, чтобы избежать обнаружения радарами. Ставка была сделана на внезапный удар авиации вначале по аэродромам и средствам управления, а затем по войскам. Опыт Корейской войны и англо-французского удара 1956 г внимательно изучался в штабах, а мы сумели обеспечить очень точные данные по развертыванию и местонахождению египетских подразделений. Мало того, за два неполных прошедших года советская техника не была толком освоена, хотя и поступала в больших количествах. Армия Египта вообще была не готова к войне. Авантюризм Насера сыграл с ним, не в первый уже раз, плохую шутку.
Время удара было рассчитано очень точно, так, чтобы дежурные самолеты уже приземлились, а летчики и обслуживающий персонал еще не успели приехать на базы. Первая атака израильской авиации на египетские аэродромы продолжалась 7 минут. Через три минуты эти аэродромы оказались накрыты второй атакой — она вылетела с израильских аэродромов вслед за первой, с интервалом в 10 минут. Интервал этот был выбран не случайно. Среднее полетное время на возвращение самолетов на израильские авиабазы было 20 минут. Через два часа после первого налета состоялся еще один, окончательно уничтоживший ВВС Египта. Самолеты, несмотря на то, что египетское командование прекрасно понимало опасность, к началу войны находились на открытых стоянках, выстроенные в ряд. Заходя на атаку вдоль стоянки, наши летчики имели возможность точного прицеливания и эффективного применения всего боезапаса, используя его только для уничтожения авиационной техники на земле. Все группы были ударными, на поражение средств ПВО силы не отвлекались.
В ходе первой атаки были разгромлены передовые авиабазы Египта в Эль-Арише, Бир-Хама, Джебель Либни, Бир-Тамада, Бир-Джифгафа, Кабрит, Иншас, Абу-Сувейр, Файд и другие. Вторая волна сконцентрировалась на второстепенных и более удаленных базах в местечках Мансура, Алмаза, Луксор, Хургада. На израильских базах ВВС имелись запасные экипажи, но, как правило, отправлялся на задание все тот же пилот. Некоторые летчики сделали в течение первого дня по 7–8 боевых вылетов.
Чтобы лишить даже уцелевшие самолеты возможности взлететь, применялись специальные бомбы, разрушающие взлетно-посадочные полосы. Причем старались нанести удар в те точки, где полосы скрещивались, так что одна бомба ломала сразу две дорожки. Единственным аэродромом, взлетно-посадочные полосы которого не пострадали, был главный синайский аэродром в Эль-Арише. Мы собирались использовать его в качестве передовой базы для снабжения войск и эвакуации раненых. Уже на второй день аэродром стал выполнять эти функции.
По нашим данным, египетская авиация потеряла на земле свыше 200 боевых машин, заботливо поставленных СССР, что соответствовало по количеству всей ударной израильской авиации. Египетская армия осталась без авиационного прикрытия. Возвращавшиеся на свои базы израильские самолеты срочно заправлялись, перевооружались и перенацеливались. Слаженность работы техников и вооруженцев отрабатывалась на тренировках до полного автоматизма. Наземные команды, встречающие самолет, готовили его к новому вылету — заправляли, вооружали, проверяли исправность, чинили мелкие косметические поломки — и всё это за 10–12 минут, что составляло мировой рекорд. Позднее очень многие не верили в официальное количество самолетов и их боевых вылетов. Упорно искали американские, английские эскадрильи. Зря искали, наши союзники не желали быть прямо замешанными в подобные действия.
Второй удар был нанесен по сирийским авиабазам. Здесь так легко не вышло. Сирийцы успели подняться в воздух. Это им не помогло. В самом массовом авиасражении в наших местах в первые минуты было сбито 18 сирийских самолетов, а к концу дня потери сирийцев составляли 62 к нашим 6. Авиация Сирии на второй день войны тоже исчезла с неба. Теперь наши бомбардировщики получили возможность спокойно заняться поддержкой наступления сухопутных войск на Синае. В первый же день были атакованы четыре РЛС и оказана поддержка войскам в районе Газы и Абу-Авейгила — Эль-Кусейма. Причем удары наносились неоднократно, как по скоплениям техники и людей, так и по позициям, имея основной целью артиллерийские. Больше сотни самолетов постоянно висели над египетскими позициями, громя укрепления.