– И вы можете ее получить. Скульптуру, – ответила Тиффа, озорно подмигнув. – Это Блу Экохок, – она произнесла мое имя так, будто я была знаменитостью. Я подавила неуместный смешок. Нет-нет, только маска. Привычное выражение лица, когда я не знала, как ответить.

– Ваша работа великолепна. Но, что гораздо важнее, она завораживает. Я словно переношусь туда, в ее мир. Когда это происходит, я понимаю, что вещь мне нужна. – Мистер Уэйн задумчиво отпил из своего бокала с прозрачной жидкостью. – А ведь я мог не прийти. Но Тиффа бывает очень настойчивой.

– Блу, мистер Уэйн – владелец Шеффилда, – просто сказала Тиффа. Вот это да. Тиффа снова повернулась к мистеру Уэйну. На краткий миг я задумалась, а вдруг его звали Брюс? Он как раз выглядел так, будто припарковал свой «Бэтмобиль» на крыше.

– Когда-нибудь работы мисс Экохок будут стоить целое состояние. Шеффилд в мире искусства сегодня вырвался вперед, – продолжила Тиффа с непоколебимой уверенностью. Мне очень хотелось зажать ей рот рукой.

– Согласен. – Мистер Уэйн склонил голову на плечо. – Вы молодец, Тиффа. – Потом он протянул руку мне. – Покажете остальные работы?

Тиффа не колебалась ни секунды.

– Прекрасная идея! Блу, я буду здесь. – И она упорхнула к другим гостям. От мистера Уэйна исходил аромат дорогого одеколона. Он взял меня под руку, положив мою ладонь себе на предплечье, как иногда делал Уилсон, и мы двинулись к моей следующей скульптуре. Может, это отличительная черта англичан – изысканные манеры. Или так поступали богатые и образованные мужчины. Кто знает, опыта общения ни с теми, ни с другими у меня особо не было. Я шла рядом, стараясь придумать какую-нибудь умную фразу. Мозг судорожно искал какую-то тему для разговора, наматывая круги внутри черепной коробки. Но вдруг я поняла, что мистеру Уэйну и не нужны были остроумные замечания, он был всецело поглощен скульптурой перед ним.

– Пожалуй, я передумал. Теперь я хочу эту.

И тут я впервые увидела, у чего мы остановились. «Потеря» склонилась перед нами в мученической позе. Мне хотелось отвернуться. Когда Тиффа прислала за ней грузовик, у меня будто камень с души свалился. Я не ответила, глядя куда-то за нее, надеясь, что мистер Уэйн отправится дальше.

– На нее почти больно смотреть, – пробормотал он. Я почувствовала его взгляд и повернулась к нему. – Похоже, у нее есть своя история. – Он улыбнулся. И я тоже улыбнулась, но как-то вымученно. Нужно было рассказать ему о ней, продать ее, продать себя. Но я не могла. Не знала, как. Наступила неловкая тишина. В конце концов он заговорил, спасая нас обоих.

– Кто-то как-то сказал мне, что настоящее произведение искусства создается, только если ты добровольно истекаешь кровью у всех на глазах.

Я почувствовала себя слишком беззащитной, мне захотелось скрыться в тени комнаты, где не зрители бы наблюдали за мной, а я – за ними.

– В каждой линии тут страдание… она просто… необыкновенная, – мягко произнес он, а я ругала себя последними словами. Вот же человек, от которого может зависеть моя карьера, а мне хочется бежать.

– Тогда она ваша, – неожиданно для себя ответила я. – Это мой подарок, в благодарность за эту выставку.

– Нет-нет. – Он величественно покачал головой. – Я ее куплю. Благодарю, но эта работа обошлась создателю слишком дорого, нельзя отдавать ее бесплатно, – он сказал это так по-доброму, даже ласково.

Сердце рвалось из груди, и я едва справлялась с эмоциями, сумев выдавить только несколько слов благодарности. И мы двинулись дальше.

Я была как в тумане среди этих роскошных нарядов и горячих слов одобрения. Удовольствие от всеобщего внимания вытеснило боль, и я общалась то с одним восторженным гостем, то с другим, а Тиффа всегда была рядом. Ближе к концу вечера она вдруг остановилась и помахала кому-то на другом конце зала.

– Дорогая, он пришел. Ты все еще дуешься? Хочешь, я подержу его где-нибудь подальше от тебя, чтобы он немного пострадал?

Оглядев комнату, я нашла «его», стоящего у плачущей картины, которая встречала всех вновь прибывших. Он выглядел таким выглаженным и чинным в черном смокинге. Высокий, красивый, волосы зачесаны назад, осталась лишь едва заметная волна. Мне так хотелось растрепать эту старательно сделанную прическу, чтобы она снова стала непослушными кудрями. Он заметил машущую Тиффу и даже собрался помахать в ответ, когда увидел рядом с ней меня. Так и замер с поднятой рукой.

– И он притащил с собой эту черт-те как одетую корову, – простонала Тиффа. – Что случилось с моим братишкой? У него просто отвратительный вкус. Ну что ж, теперь ясно, что стало со вторым билетом. Он совсем ничего не соображает, – пробормотала она себе под нос. О чем это она? Памела же не выглядела коровой. Или кем-то хоть немного несимпатичным, как бы мне этого ни хотелось.