Книги

Друг человечества

22
18
20
22
24
26
28
30

Вскоре внимание Зоры было отвлечено молодой, прилично одетой, судя по всему, супружеской парой. Они ходили по террасе, прошли мимо, поглядев на нее, потом снова вернулись, посмотрели еще раз, внимательно и грустно, отошли подальше, о чем-то посовещались и опять приблизились. Наконец женщина, набравшись смелости, подошла к их столику.

— Простите, мадам, но у мадам такое доброе лицо. Может быть, мадам не рассердится, что я позволила себе к ней обратиться?

Зора приветливо улыбнулась. Женщина была молодая, хрупкая, с измученным лицом и жалобным взглядом. Мужчина, бывший с ней, тоже подошел поближе и снял шляпу. Женщина продолжала говорить. Они не раз уже видели здесь мадам и месье тоже; мадам и месье оба такие добрые на вид, как, впрочем, все англичане. Сама она француженка, но должна признать, что англичане добрее и великодушнее французов. Они долго не решались, но у мадам такие добрые глаза — ей все можно сказать. Приехали они в Ниццу из Гавра, потому что у них здесь есть дело в суде. Этот судебный процесс поглотил все деньги, которые у них были. Потом заболел их ребенок, совсем маленький, грудной. Доведенные до отчаяния, они решили съездить в Монте-Карло, рискнуть последними деньгами. И все проиграли. Это было безумие, конечно, но у беби в тот день появилось на груди девять красных пятнышек, и им показалось, что сам Господь подает им знак, чтобы они поставили на девять и на красное. Теперь-то она знает, что это было вовсе не знамение свыше, а просто сыпь у беби — он заболел корью, — но теперь уже слишком поздно. И вот они сидят без гроша. Беби необходимы доктор и лекарства, иначе он умрет. Они решили прибегнуть к последнему средству: забыть о своей гордости и обратиться к великодушию мадам и месье. Глаза женщины были полны слез; уголки ее губ дрожали. У Зоры сжалось сердце: рассказ был так правдив, у хрупкой женщины такие трогательные глаза. Зора раскрыла кошелек.

— Ста франков достаточно, чтобы вас выручить? — спросила она, собрав все свои познания во французском языке.

— О да, мадам!

— И я дам сто франков для беби, — сказал Септимус. — Я люблю маленьких детей, и у меня самого была корь. — Он вынул бумажник.

В то же мгновение что-то сильно ударило его в спину. Это был журнал, брошенный дородным англичанином. И тотчас же сам владелец журнала с бранью накинулся на просителей, закричав им по-французски:

— Убирайтесь прочь! Свиньи! Проваливайте! Живо!

Было что-то устрашающее в его британском акценте.

Мужчина и женщина, видимо, испугавшись, отошли. Англичанин махнул им рукой, чтобы уходили.

— Не давайте им ничего. Никаких пятнышек у беби нет. И беби никакого нет. Они все врут. Это известные попрошайки. Их давно уже сюда не пускают. Знаю я вас. Вы Жорж Полен и Селестина Макру, грязные воришки! Вон отсюда, или я позову полицию!

Последние слова он выкрикнул уже вслед покорно удалявшейся паре.

— Скажите мне спасибо, что я сберег вам двести франков, — говорил дородный англичанин, поднимая ежемесячник и бережно его разглаживая. — Здесь вообще воровской притон, но эти двое — самые ловкие обманщики.

— Мне как-то не верится, — сказала Зора с досадой и разочарованием. — У женщины глаза были полны слез.

— И все же я сказал правду, — ответил ее защитник. — Но лучше всего то, что этот негодяй — уполномоченный агент Джебузы Джонса, повсюду пропагандирующий его «мазь от порезов».

Он стоял, упершись руками в широкие бока, с видом человека, который сообщает нечто невероятное, но чрезвычайно важное.

— Почему же это лучше всего? — спросила недоумевающая Зора.

— Потому что доказывает, насколько они неразборчивы в ведении своих дел. Они способны взять в агенты даже разносчика или гробовщика. Но этот тип еще себя покажет. Он и их проведет.

— Кого их?

— Разумеется, Джебузу Джонса. Ах, вот что! — он усмехнулся, глядя на озадаченные лица Зоры и Септимуса. — Вы не знаете, кто я такой. Я Клем Сайфер!