«Девушки в синем»… «Обнаженная» (1908-09) — это не ренуаровская желанная плоть, а худое непривлекательное, тонкое тело, с косточками, маленькие некрасивые груди, полная антисексуальность… Портрет Лили Брик. Она в синем платье на красной софе с отставленной газетой и спящей кошкой… В другом зале выставка рано умершего Александра Грицая (1950–1988), сугубый реалист, последний поэт деревни — не трогает совсем. Копирование жизни — это не искусство…
Раньше верилось, что впереди все будет лучше и лучше, и пенсия рисовалась идиллической: неспешная жизнь для души, книги, неторопливое гуляние… А вышло иначе, и события развиваются по сценарию: чем дальше, тем хуже. Страна в экономическом штопоре. Цены взбесились. Плохо работает телефон — никому не дозвонишься. Горячей воды нет. Кипятишь чай, а в нем нефтяные пятна. Газеты носят через пень-колоду и так далее, и так во всем.
В бывший Политиздат сдал заявку на календарь-книгу о Санкт-Петербурге. Там мне поведали о положении в издательском деле: маленькие частные фирмы горят, грядут крупные акулы-монополисты и ничего хорошего в будущем не ожидается. На днях в метро попалась сумасшедшая (и сколько их теперь!), которая вошла в вагон с песней «Чтобы тело и душа были молоды!..» Ей кто-то сделал замечание, а она в ответ еще громче: «Идет война народная!..» Ну, и последствие войны, то бишь, либерализации цен: в столовой все жмутся, обед по цене 10–13 рублей не по карману, берут один винегретик. И странно получилось: у народа отняли колбасу и шоколад, но зато дали в изобилии журналы, книги и фильмы, читай-смотри, что хочешь. Вот на неделе наслаждались картиной Антониони «Идентификация женщины». Хотя тема грустная: одиночество человека в мире. И как жить? Надо вкалывать, советует Игорь Губерман, чтобы «выжить в этой соковыжималке».
Мои заявки на «Любовь и поэты», на «Один день месяца» и на «Блистательный Санкт-Петербург» лежат в трех разных местах. Но от заявки до издания — предлинная дорога. А опыт с «Огоньком» подсказывает, что легче написать, чем получить гонорар: то задерживают, то денег нет, то еще что… Купил за 6 рублей первый номер «Науки и жизни» (тираж 900 тыс. экз.), там моя 13-я публикация исторического календаря. Точит мысль: а сколько заплатят?..
Посмотрели два хороших фильма: «Наполеон и Жозефина» (Арман Эссанте и Жаклин Биссет) и «Будучи там» (Питер Селлерс и Ширли МакКлейн)… За окном пасмурно, сыро, +1.
Цитата из «Независимой газеты»: «…Москва превратилась в грязный, пыльный город, где легко потерять здоровье, где невозможно качественно и производительно работать и нормально жить. В город, который своей нечистотой делает людей злыми, хулиганами, преступниками…».
И еще лучезарная цитатка: «…Но даже те, кто до сих пор числился в преуспевающих, такие, как крупные драматурги, известные сценаристы и поэты-песенники, могут оказаться на грани нищеты и даже голодной смерти. Стоит только заболеть на продолжительное время, и ты уже на краю пропасти…». (5 февраля, НГ).
Поздравил Германа с днем рождения, а он в ответ: «Главное, чтобы не убили…» На Вернадского, в уже ныне бывшем Центросоюзе, уволили кучу сытых, самодовольных чиновников, оставшиеся ходят с перекореженными лицами: боятся будущего. Лафа кончилась.
У подъезда № 2 Белого дома встретился с Яновым (он там давал пресс-конференцию). Приземистый, староватый, но бойкий и несколько евреистый, и, конечно, умный. Подарил ему свой календарь «Забытые даты 92» с надписью: историку-концептуалисту от любителя исторических фактов. Тираж, говорю ему, миллион. Он: «О, в Америке вы были бы миллионером!..» Но то в Америке, а у нас совсем все иначе… Интересно и горько: я ждал Янова, как какая-нибудь молоденькая актрисулька ждет маститого режиссера: авось, даст роль… Закончил рукопись путеводителя по Москве «Будем знакомы», 76 страниц, 4 печатных листа. И как пойдет все дальше — пенсия, Янов, рукопись?.. Календарь сделан, издательницам и мне казалось: это — бомба. Ни фига. В продаже нет календаря и тишина…
За окном +5, снег, лед, слякоть, грязь, капель и все тонет в тоскливой серости и безнадежности нашей российской жизни. Как сказала Лия Ахеджакова: «Счастья нет, но бывают блаженные минуты». Добавлю: но они крайне редки.
Очень устаю от дороги, туда-сюда на Вернадского, народа тьма, еле протискиваются в вагон, ввинчиваются и дышат тяжело друг другу в лицо. Противно… Домой приезжаешь вдрызг усталый. Поел, поспал, немного посмотрел ТВ, почитал — и весь день сгорел. И не работа и не пенсия. И все — в ожидании Годо.
Русский ПЕН-центр сделал заявление о положении авторов: дорожает все, дешевеет лишь творческий труд… для многих грозит переход на положение интеллектуального люмпена… а для страны неизбежное культурное одичание… И чем утешаться? Стихами? Тут «Комсомольская правда» выдала не первой полосе строки Арсения Тарковского:
В воскресенье 23-го гуляли в дальней роще. Легкий морозец. Хорошо. Дети катаются с ледяной горки. Идиллия, а в это же время в центре столицы бушевали различные митинги под водительством бешеных Алксниса, Ампилова, Макашова, Бабурина и Жириновского (весь цвет русского фашизма). Что будет дальше с бедной Россией, страной абсурда и дураков?.. Ну, а я в канун своего 60-летия. «Я еду с ярмарки», — как написал режиссер Александр Белинский. «В моей телеге приличный запас знаний в области литературы и театра, довольно крепкое владение своей профессией, солидные остатки юмора, определенный запас трудолюбия и любознательности». Что ж, не так уж мало! Александр Белинский — человек, созвучный со мною…
Недоумение и боль: мой календарь «Забытые даты» провалился в непонятную черную дыру. Стрижев по поводу моего труда сказал: «Я все составительское делаю, а у тебя все прошито личными строчками». И высказал версию: конкуренты православного календаря и иных прочих скинулись и угробили мой, чужие им не нужны…
И вот грянуло: 60 лет! Эта цифра кажется мне чужой и фантастической, но, увы и ах, горькая реальность… Одолевают всякие раздумья. «Внутри себя все мы одного возраста», — утверждала Гертруда Стайн, — я не уверен. Я чувствую себя старым и измотанным этой жизнью. И как шутила польская юмористка Магдалена Самозванец: «Пересчитай свои годы на деньги, и ты увидишь, как это мало». Ясно одно, что хорошо, что я не стал ни поэтом, ни прозаиком, — никому ныне не нужны лирические стихи и художественная проза про интеллигентские метания. Я нашел свою нишу: исторические календари с высокой информационной насыщенностью. Это интересно и читается…
Второго марта к 18 часам собрались гости (9 человек против 17-ти на 50-летие). В специальный альбомчик гости записывали строки о юбиляре, а Анисим даже разразился стихами:
Пили все подряд — шампанское, вино, водку и коньяк, и под «это дело» высказывали всякие преувеличения, сравнивая меня с Карамзиным и Иосифом Флавием. Было и лестно, и смешно… Стрижев называл всех женщин «ласточками» и спьяну лез целоваться. В общем, было вполне ничего. А 3 марта уже чествовали на работе. И бывший первый зампред Центросоюза Яшин сказал, что я «попал в наш квадрат», в цифру «60», однако отметил, что у меня «молодая походка». Подарили часы с кукушкой. Теща долго ждала, что кукушка закукует, а она никак: часы оказались бракованными и пришлось их менять… Половик тоже посвятил мне строки:
Что ж, верно, по крупицам. 6-го пошли с Ще в к/т «Ленинград» и смотрели американский фильм «Ярость в клетке». Боже, все мы в клетке…
Грустные мысли о возрасте не покидают меня. А тут еще чреда уходов: Юрий Ваньят, Евгений Евстигнеев, Асаф Мессерер… Но, правда, есть и другие примеры: отпраздновали 90-летие Николая Старостина, он до сих пор мотается с командой по городам и весям. По «Маяку» было интервью с 89-летним Вадимом Козиным: трезвый старикан и даже сохранил певческий голос. Так что бывает по-разному.
Вчера по первой программе «Останкино» в программе «Книжный двор» в 12.25 зачитывали мой календарь (а там и Кафка, и Пришвин, и еще кто-то, связанный с этим днем). Диктор читал текст на фоне изобразительного ряда. И титры после, в которых перепутали мою фамилию: Бизилянский, внесли ложку дегтя… Приступил к составлению календаря Российской истории. Напечатал первые 8 страниц. А еще получил отпечатанную рукопись «Терры детективы» — четыре экземпляра, — и тащил на себе 6 кг веса, и впервые убедился, какое это тяжелое дело — литература, литературная ноша. Все дни проходят в печатании, раскладке, разборе досье, помогает Ще, если бы не она, то погиб бы под горой бумаг.