— Но почему ты такой бледный? — вдруг заволновалась Савка, и улыбка в ее глазах погасла.

Он был на две головы выше ее, и две такие девушки, как она, легко скрылись бы за его широкой спиной. А она смотрела на него озабоченно, с сочувствием, как на малого ребенка.

— Да ничего, — сказал Андрей. И, не прибавив ни слова, пошел в свою комнату с чувством человека, которому должны сейчас прочесть страшный приговор.

Прежде всего он посмотрел на стол. Несколько блокнотов, записных книжек, счетная линейка, цветные карандаши. И больше ничего. Ничего!

Он подошел ближе, переложил блокноты, заглянул под записные книжки. Как будто большая папка с его планом могла уместиться под ними!

Все это было глупо и ненужно.

И все-таки он порылся в книгах, осмотрел этажерку, заглянул даже под кровать, за стол.

Нигде никаких следов той папки.

Он сел прямо на кровать, уперся локтями в колени, опустил голову.

Час! Инженер Спиридонов дал ему час сроку. Но что он может сделать за час, чтобы спасти свою честь? Засучить рукава и сделать новую схему?

Он посмотрел на часы, горько усмехнулся и пожал плечами. Для новой масштабной схемы ему было необходимо не меньше пяти-шести часов...

Внимание его раздваивалось, две мысли неотступно мучали его. Одна сводилась к вопросу: когда и как произошел подмен плана? Другая вертелась вокруг него самого: что предпринять, чтобы выбраться из этого запутанного положения?

Подмена плана казалась происшествием таинственным, окутанным мраком, в котором не было ни проблеска света. Как будто он среди ночи попал в непроходимую трясину, а вокруг — густая, непроглядная темь. И стоит ему шевельнуться, двинуть ногой, он сразу чувствует, как топь все глубже засасывает его, раскрывается перед ним, чтобы поглотить его целиком. Лучше уж стоять спокойно, не двигаясь, не делая никаких усилий, пока не рассветет.

Сейчас ему ясно только, что, во-первых, настоящий план подменен фальшивым и что, во-вторых, фальшивый план сделал его в глазах руководителей человеком легкомысленным, безответственным, лишенным достоинства.

Что будет дальше? Что ждет его, человека, дерзнувшего разыгрывать неуместные шутки с известнейшим геологом страны?

Что скажет бай Атанас, когда он узнает о случившемся?

А партийная организация? Как он теперь явится к товарищам, какими глазами на них посмотрит?

И, предчувствуя позорные последствия, он с болезненным отчаянием подумал о том, как просто и невинно все это выглядело бы, если бы накануне вечером он действительно был не в себе и под влиянием какого-то нервного расстройства сам начертил эту странную схему.

Первый раз в жизни он почувствовал, что ему не хватает воздуха, что что-то давит на сердце, а на лбу выступает холодный пот. Он выпрямился, с трудом, как больной, дотащился до окна, облокотился на подоконник и закрыл глаза.

А Севастица в то утро рано вышла из дому, и окурки, выброшенные ночью Андреем, так и лежали на чистых плитах. Это были окурки от простых, третьесортных папирос — он не был падок на тонкие, ароматические табаки.