Я отполз по-пластунски к Спиридонову и передал ему приказ: пропустить «шатию-братию» на поляну, а потом ударить по ним сзади.

Солдат, видимо, не очень обрадовался моей ненадежной помощи. Он молча посторонился, продолжая наблюдение.

Я не обиделся. Затаившись в кустах, мы стали ждать.

Удивительное это занятие — ждать врага! Когда он появится? Откуда? Как будет действовать? Иной покорно поднимет руки, а другой всадит пулю меж глаз.

Слышали они нас или нет? Придут или не придут?

Мы ждем. Проходит десять, двадцать, тридцать минут… Неужели слышали?

Вот зашумел ветер в ветвях. Вот треснул сучок. Вот упал на землю прошлогодний желудь. Где-то пискнула спросонья птица. Где-то ухнул филин. Еще раз: «Шу-бу!.. Шу-бу!..» Подзывает самку. И снова тихо.

Да, услышали.

«Чему вас учили в училище, понимаешь… Чему вас учили…» — твержу я, и злость накапливается во мне с каждой минутой.

Кап, кап, кап… Над самым ухом, капля за каплей. На сухой прошлогодний листок. Нет, не дождь. Капает с высоченного бука. Первая капля, вторая, третья… Или это только кажется? Нет, капает. Пятнадцатая, шестнадцатая, семнадцатая…

Не придут.

А майор ждет. Ждет и рисует на «Казбеке» своих чертиков. И Жунусов ждет в дупле. Вспоминает ли кто о нем сейчас? Волнуется ли? Конечно! Жена, дети… А может, спят себе, привыкли к его вечным скитаниям. И Спиридонов ждет. И Опрышка. Нет, Опрышка скучает. «Опрышка… Опрышка…» — твержу я, и мне становится почему-то смешно…

Кап, кап, кап…

Вдруг совсем близко раздался свист: длинный, потом покороче. Пришли!

И сразу: и капли, и посторонние мысли, и смешная фамилия Опрышка — все куда-то исчезло. Только свист и ощущение сухого на языке.

Но где же остальные? Шел один, должно быть, Микола. Шел осторожно, прячась за стволами деревьев, останавливаясь и пригибаясь. Шел и пересвистывался с Жунусовым. Вот поравнялся со мной, со Спиридоновым, вот раздвинул кусты, разглядывая поляну.

Можно громко и властно крикнуть: «Руки вверх!» Можно подпустить врага «на штык» и ошеломить грозным «Стой!» А можно подкрасться сзади и шепнуть в самое ухо: «Ложись!» И это слово поражает врага, как гром.

— Ложись! — неожиданно шепнул ему в спину Спиридонов.

Человек крякнул и осел на землю, будто у него подрезали поджилки. Это было даже смешно.

— Чего? — не понял он.