«Я — в Советской России. Мой ум не сразу воспринимает эту простую и радостную мысль. Но мои широко раскрытые глаза, которыми я смотрю на новый открывающийся мне мир, говорят, что я не сплю, я вижу все это не во сне, а наяву.
Желание бежать из невыносимого мира гитлеровских ужасов зрело во мне уже давно. Но надо было ждать удобного случая. И вот эта удобная минута настала…
Я выждал, пока был отдан приказ о наступлении, и ночью вплавь переправился через реку. На советском берегу я сразу же попал в руки пограничников. Меня встретили здесь дружественно. Мне дали одежду, обувь, накормили…»
Свое обращение Лискоф заканчивал призывом:
«Германские солдаты! Вы обязаны помочь поскорее покончить с фашизмом. Поверните штыки против Гитлера и его клики, правящей сейчас Германией. Этим вы сделаете святое дело. Настанет мир, которого так жаждет германский народ, и ненавистный фашизм будет уничтожен навсегда!»
Это было сказано на пятый день войны. Это прозвучало на весь мир. И только об одном умалчивалось и в обращении, и в сводке Информбюро — о том, что Лискоф предупредил о нападении Гитлера на нашу страну. Кому-то это было выгодно.
Кому? Чтобы быть предельно кратким и не одиноким в своих суждениях, я процитирую несколько абзацев из документальной повести моего товарища по перу Владимира Беляева «Граница в огне» в переиздании 1962 года.
«Немедленно все, что сообщил Лискоф, было передано по прямому проводу в Москву. Ввиду чрезвычайной важности сообщения его принял непосредственно человек, которому тогда была поручена забота о безопасности Советского государства, в том числе и охрана его границ.
Выслушав ночное сообщение с украинской границы, этот человек отрывисто бросил:
— Чепуха!
Пограничный командир, передававший донесение, спросил, не надо ли усилить границу, принять дополнительные меры по ее охране и связаться с регулярными частями Красной Армии, что находились в ближайших тылах?
— Не занимайтесь паникой! — прозвучал в ответ сухой и жесткий голос. — Это самая обыкновенная провокация. А вас уже предупредили — не отвечать на провокации. Подумаешь — поверили какому-то немцу, а его могло подослать гестапо. Никаких особых мер не принимайте…
Такое указание на западную границу Украины в решающую ночь с 21 на 22 июня 1941 года дал Берия…»
Конечно, такое указание было возможно только в обстановке культа личности Сталина. Спустя двадцать один год после той роковой ночи учебник «История Коммунистической партии Советского Союза» ясно высказался по этому поводу:
«Одной из решающих причин такого положения был недопустимый просчет Сталина в оценке военно-стратегической обстановки, сложившейся накануне войны, недооценка им угрозы войны. Сталин располагал достоверными данными о концентрации немецких войск вдоль советской границы и даже о дне нападения. Он полагался на советско-германский договор о ненападении, не учитывал коварства врага и не принял необходимых мер для отпора агрессору».
…Ничего этого, конечно, не мог знать начальник заставы Василий Горбунов. Он был уверен, что как только Сталину доложат о его сообщении, тот примет мудрое решение. И вообще есть какие-то обстоятельства, которые позволяют нашему правительству оставаться спокойным и уверенным в безопасности наших границ.
И все-таки Горбунов не мог оставаться спокойным. Слишком велика ответственность, свалившаяся на его плечи. Нет, он не будет ожидать дальнейших распоряжений!
Младший лейтенант позвал к себе политрука заставы Леонтия Петровича Горбачева и все рассказал ему.
— Да, будем действовать! — Горбачев полностью одобрил решение начальника заставы.
И все же они решили пока не объявлять бойцам о войне, а выслать к предполагавшейся переправе немцев усиленный наряд в составе ефрейтора Владимира Чугреева и ефрейтора Ивана Сергеева.