А глаза у Деда были и правда голубые-голубые, как кусочек неба, спрятанный под густыми светлыми бровями. А у бабы Эрны глаза зелёные с коричневыми крапинками. И взгляд немного исподлобья. Из-за того, что у неё часто болела спина, она ходила не спеша, немного шаркая по земле ногами, заложив обе руки за спину, задумчиво опустив голову.
Война лишила их детства, отчего дома, родины. У Деда родители умерли от голода в Казахстане в тот же год после депортации, оставив пятерых детей. Когда он вспоминал свою маму, он плакал, даже будучи уже сам отцом, как рассказывала нам мама. У Бабы Эрны в трудармии погиб отец. Разлучившись в начале войны, наша прабабушка и её три дочери уже больше никогда не увидели своего мужа и папу. Казахская земля приютила их у себя, став для них вторым домом. Но всё, что напоминало им об их родительском доме, было дорого для них. Дед любил жареную кукурузу, он часто делал попкорн. Жёлтые зёрна испуганно подпрыгивали под крышкой сковородки, превращаясь в мягкие душистые хлопья. А он смеялся, довольный нашими изумлёнными лицами.
Ещё он любил арбузы. Когда в августе начинался арбузный сезон и из соседнего района, где были бахчи, привозили к нам арбузы, их покупали мешками и ели всей семьёй вместо чая после обеда или ужина. Все с любопытством ждали, когда срежут арбузную шляпку, чтобы посмотреть – достаточно ли спелый попался арбуз. На большом эмалированном подносе разрезали арбуз на дольки, давая каждому по сочному, красному, в чёрную крапинку полумесяцу. Не успев доесть свой ломоть, все уже смотрели на тарелку с арбузом: кому достанется сахарная рубиновая серединка? Серединка была без косточек и самым лакомым кусочком. Детям её делили поровну, так что напрасно мы переживали, что кому-то достанется больше. А чёрные пузатые семечки можно было щелкать, не спеша вставать из-за стола, а проводя ещё немного времени за разговором.
Всё это напоминало нашему Деду его родную Кубань. Оттуда же было его умение плести корзины из ивовых веток. У нас дома тоже были корзины, сплетенные им.
Дед и папина мама, наша Баба Клава, были из католических деревень, я помню, как они иногда шутливо переговаривались друг с другом на непонятном нам немецком, когда мы приходили к ним в полночь на Новый год. Тогда чувствовалось мне, что за этой парой непонятных мне фраз скрывается целая жизнь, своя отдельная судьба, своя история, неведомая нам. Жаль только, что мы так мало знаем её. Сохранились только отрывки, которые хотелось бы сложить хотя бы в один небольшой рассказ. Чтобы не забыть.
Детские игры
Раньше дети не договаривались заранее о встречах для игр. Встречи случались сами собой. Надо было просто вый ти на улицу и побыть там немного, например, играя с мячиком или с палкой какой-нибудь, или с пустой консервной банкой. Надо было просто выйти на улицу. Незаметно начинали все подтягиваться, собираясь в большой компании. Неважно – в какое время года. Мы время проводили на улице. Это были владения нашего независимого детского Государства.
Когда земля оттаивала от снега и была еще немного сыровата, мы играли в классики на дороге. Там была ровная поверхность, и можно было хорошо прочерчивать квадратики. По дороге никогда почти не ездили машины, по ней ходили только люди в магазин или друг к другу. Легковые машины в ту пору были не у всех, чаще были мотоциклы с люлькой, типа «Урала». Если и ездила изредка по дороге техника, то в основном зелёные или синие тракторы «Беларусь» или тяжёлые жёлтые бульдозеры. Но для них были свои дороги, поэтому мы друг другу вовсе не мешали.
Мы играли в классики на дороге посредине улицы. Кидали стекляшки в квадратики и прыгали на одной ноге, стараясь попасть точно в нарисованную клеточку. Один, два, три, четыре, пять. И вот уже десятка пройдена. Осталось обойти без ошибок дугу в виде солнца, и вот один этап завершён, до следующего кона.
Или была вот такая ещё игра, называлась «Штандер- стоп». Все становились в круг, и ведущий – «водила» – подкидывал мяч вверх, произнося имя одного из игроков. Названный должен поймать мяч и дотронуться им до любого из игроков, которые в это время разбегаются в разные стороны. Как только игрок ловит мяч, он кричит «Штандер- стоп!» и идёт к одному из игроков, угадывая расстояние до него в шагах, чтобы потом дотронуться до него мячом. Чтобы правильно угадать расстояние, применялись, кроме обычных шагов, еще «муравьиные», маленькие шаги, или «верблюжьи» – на количество плевков.
Допоздна играли мы на улице, когда уже заходило солнце за сопки и ничего вокруг не было видно. Весной еще было прохладно вечерами и темнело рано. Тёмно-синие густые тучи курчавились на багряном небе, гонимые ветром.
А летом мы играли в прятки. На столбах горят ещё фонари, освещая часть тёплой летней темноты. Кружились мотыльки вокруг их жёлтого сияния. Поют где-то рядом сверчки. Лишь изредка вздыхает ветер, шелестя листвой. Пора домой.
«Я монах в синих штанах, пришёл за краской». Семь банок.
Круг выбивал. Моя любимая игра – когда делились на две команды и по очереди выбивали мячом. Одна команда была выбивающей, стояла с двух сторон, другая, находящаяся между ними, должна была уворачиваться от летящего мяча. Если задели, то выходишь из игры. Если поймаешь летящий в тебя мяч – прибавлялись очки, т. е. появлялась дополнительная «жизнь».
Ощущение игры, азарт. Когда забываешь обо всём и видишь только мяч перед собой. Есть только одна цель – остаться целым, не дав мячу себя задеть. Со всей силы летит прямо на тебя резиновый мяч, и ты думаешь только об одном – не позволить ему тебя задеть. У тебя нет времени придумывать план действий, и ты полностью отдаёшься своему инстинкту. Твоё тело знает само, когда и как надо
повернуться, подпрыгнуть, отскочить…
Качели
Помните старую детскую песню из кинофильма «Приключения Электроника»? Как удивительно точно было передано через мелодию и стихи ощущение полёта, лёгкости, беззаботности. Качели отрывают от земли. Всё выше и выше. До самого неба. Холодеет от страха душа, и всё же как хочется взлететь, как хочется летать!
Страшилки