Девочка вздрогнула, оглядываясь, и Виктор кивком указал на дом-сарай. Дверь уже закрывалась, но она успела разглядеть в освещенном проеме знакомый силуэт. Женщина захромала через площадь, мимо жаровни, у которой грелась парочка мужчин. Огонь выхватил из темноты ее наряд — высокие сапоги на шнуровке, какие бывают у воинов и охотников, синяя шерстяная юбка, рубашка и
— …Мия, — донеслось как сквозь вату.
Виктор схватил за плечи, развернул к себе.
— Слышишь меня?
Она медленно кивнула.
— В комнату возвращайся. Только не здесь, а через конюшню. Увидит кто — говори, что приспичило выйти, заблудилась. Поняла?
Легонько сжал ее плечи, и она будто очнулась.
— Я не смогу. Я врать не умею.
— Самое время научиться, — пробормотала Линда.
— А вы?
Он глянул на девушку, та высунулась из-за угла и, шипя что-то недоброе, сразу же отпрянула.
— Не успеет.
— Мы отвлечем, — сказал Виктор, и губы его дрогнули в шальной усмешке.
Девочка кивнула, с изумлением наблюдая, как рука парня скользнула Линде на талию, притянула ближе, уверенно, словно это дело обычное. «Сейчас огребет» — болезненным любопытством застучало в голове. Врежет она, как пить дать, или словом, или чем-то более материальным. Кулаком, например.
Не врезала.
— Беги уже.
Ладошка Линды пристроилась на плече у Вика.
— С ума сойти, — прошептала Мия и, держась стены дома, быстро зашагала к воротам сарая, приспособленного под конюшню.
За спиной послышался гневный окрик Хильды, голоса ребят, которые виновато оправдывались. Девочка не обернулась, сосредоточилась лишь на ощущениях и дороге. Небо на востоке светлело, следовало спешить. Джеррские ночи в конце весны короткие, а летом солнце и вовсе едва заходит. Север, что тут скажешь.
Вот и конюшня. Обогнуть ее, пройти огородами, вдоль частокола — на этом участке охрана редко встречается, — и окажешься возле дома. Дома… эх! Мия замерла, ткнулась лбом в стену. Тихо, как же там тихо! Тепло, темно, тихо. Спрятаться бы ото всего. Зажмуриться и поверить, что когда откроешь глаза, все исчезнет, словно дурной сон.