Линда смотрела на нее и… злилась, сочувствовала и очень хотела что-то сделать. Стиснула зубы. Кивнула.
— Ладно. Если ты этого хочешь.
Они четверо были последними в очереди на ритуал, а пройти его успела одна лишь Мия. Они могли промолчать, да и гьярравары не стали бы трепаться. Конечно, о происшествии узнают рано или поздно — между девочкой и магом случилось что-то серьезное, и он это просто так не оставит. И пойдут разговоры, слухи, расспросы. Но почему бы не дать всем день передышки? Маленький праздник среди постоянной борьбы, в которую превратилась их жизнь.
— Я присмотрю за ней, — сказал Тимур. — Идем?
Он предложил девочке согнутую в локте руку, и она вцепилась в его предплечье. Линда проводила взглядом странную парочку, что двинулась прочь между деревьев и разбросанных по лесу шатров, в одном им известном направлении.
— И что дальше?
Виктор улыбнулся и переплел свои пальцы с ее.
— Знаешь, сегодня у местных праздник. День первого урожая, чествование сестер, особенно, Сокьяры. Песни и пляски у костров, много еды и питья.
Он говорил и поглаживал большим пальцем ее ладонь, и девушка слушала — но не слышала, концентрируясь на огне, который дарили его прикосновения.
— Звучит заманчиво.
И он потянул ее дальше в лес.
Тут было… чудесно. Линда словно нырнула обратно в свой мир, в то время, когда выезжала на фестивали и отключалась от обыденной жизни на несколько дней. Просторный сосновый лес, с одной стороны переходящий в березовую рощу, а с другой карабкающийся на холм. Шатры, костры, разодетый люд. Веселье и смех, и завывание дудочки, и рокот барабанов, и перестук камушков, насыпанных в тонкостенную кружку — местное подобие маракаса. И еще что-то щипковое и смычковое, что звенит и ноет, и дергает душу, и освобождает ее.
Линда жадно втянула воздух. Хлеб, дым, мед, нагретая на солнце хвоя, смола, свежесть близкого водоема. Кто-то запел, низко, рычаще, и девушка вздрогнула, чувствуя вибрацию, идущую по телу.
Да! Как же ей всего этого не хватало!
Повернулась к парню и очень серьезно спросила:
— Это очень плохо, что я хочу танцевать до утра и не думать вообще ни о чем?
— Это хорошо. Значит, ты не разучилась жить — несмотря ни на что.
Их утащили к костру, и вокруг не было ни единого знакомого лица, но это не помешало им разломить с хозяевами хлеб и принять кружку с чем-то хмельным — одну на двоих.
Она сидела, прижимаясь к горячему плечу Витьки, отщипывала кусочки вкуснейшего пирога с черникой и щурилась на костер. Ей было хорошо. Просто — хорошо.
— Вот ты где, — раздался за спиной голос Хильды, и вечер разом лишился половины своей тягучей прелести. — Идем, переоденешься.