Спать в родительскую юрту Джебэ пошёл не сразу — сперва решил заглянуть к деду Бяслагу. Бяслаг встретил внука на пороге юрты: старик сидел и готовил из чурбачков заготовки для стрел. У других мастеров такой работой занимаются помощники, но бывший ханский нукер всегда делал всё сам, от начала и до конца. И приезжали за стрелами с его клеймом издалека, а платили вдвое против обычной цены. Завидев парня, старик с кряхтением разогнулся, приглашающе махнул рукой и пошёл в юрту. Джебэ понимающе кивнул: опять дед сидел на земле, подложив лишь тонкую кошму. Значит, вечером заноет старая рана на ноге, бабушка Ургамал примется делать притирания и ругаться, что старый совсем себя не бережёт. Но это будет вечером. А сейчас бабушка достанет пиалы из тонкого фарфора, которые дед привёз из похода на Чосон, медный чайник чеканки мастеров из Рифейских гор — его Бяслаг сторговал, когда ездил в охране посла в Древлянье… Будут разливать душистый чай, дед — вспоминать, как он служил в ханских нукерах: старик успел повоевать и с древлянами на западе, и с шорцами на севере, и со спесивыми ханьцами на востоке. А ещё Бяслаг станет делиться с любимым внуком свежими новостями и сплетнями от заезжих торговцев, а бабушка — ворчать, что старик опять забивает молодому парню голову всякой ерундой.
— Особый год, — начал старик, едва пиалы наполнились горячим напитком. — Вот попомните, этот год изменит многое.
— Ты это и четыре года назад говорил, — отмахнулась Ургамал, — когда на цветную кошму сел Мудрейший.
— Э-э-э, то был хороший год.
Джебэ закивал: что тот год был хорошим, говорили все взрослые. Великим ханом стал Субудей, которого наградили титулом Мудрейшего, ещё когда он был простым тысячником. А у парня с этим ханом были связаны и свои надежды: поговаривали, что новый правитель Степи отменил наказ своего предшественника набирать учениками только юношей из богатых родов. И под ханскую руку будут теперь, как и раньше, звать всех достойных. Школа знаний Джебэ не интересовала, а вот воинская Академия… Глядишь, и он станет нукером, как дед Бяслаг. Который также уехал полвека назад из родного стойбища в столицу аймака учиться на воина.
Тем временем старик продолжал.
— Сами подумайте. Мы что у древлян-то торгуем обычно?
— Ну… — задумался Джебэ. — Дерево. Лён. Зерно ещё, если своего мало.
— Во! Вот только зерно-то уродилось в этом году хорошо. А всё везут и везут. Мне говорили всех, кого можно позвали, телега за телегой едет. И не конями да кожей с коврами платим, как обычно. Говорят, из казны Великого хана. Золотом, пряностями да шёлком из Чосона и Солнечных островов.
— Да ну? И что с того? — удивился парень.
— А то, что торговать-то со степью древлянам только через этих, с крестом, можно.
— Х-х-х, — усмехнулся Джебэ. — А то мы без этого не торгуем. Да через Приграничье почти все мимо стражи и княжьих тиунов возят. Старшие караванов потому всегда под кем-то из древлянских бояр ходят.
— Не так много, — покачал головой старик. — Было дело, я тогда младше тебя был — также оплошали. Потом лет десять только от чосонцев зерно и возили. Всё это время старейшины с тамошними соседями поссориться боялись, даже в набег туда не сходить было.
— Деда, если знают, чем дело кончится — зачем снова-то?
— О! — старик поднял вверх руку с вытянутым указательным пальцем. — Тут, говорят, приказ самого Великого! Он зря не укажет. Вот только что задумал Мудрейший, нам никогда не угадать. А ещё, — дед подмигнул внуку, — слух был. Мол, Старшие ханы решили войско увеличить. Не потому ли и запасы набирают? Значит, ты можешь…
— Хватит тебе, — замахала Ургамал. — И так парню голову воинским делом задурил, а теперь ещё и ерунду всякую рассказываешь. Ты бы, жеребёнок мой, о другом лучше думал. Вон как на тебя Навчин смотрит. Если этой осенью посватаешь, смело можешь свою юрту ставить.
Парень тяжко вздохнул: опять бабушка Ургамал за своё. Спорить с ней себе дороже, проще согласиться. А он точно знает: его судьба не растить бороду крестьянина-арата, а носить усы и косу воина. Да и не согласится Навчин никогда. Тем временем бабушка как всегда будто прочитала мысли внука.
— Ну-ну, — улыбнулась женщина. — Опять размечтался о воинской славе. А если вдруг Навчин сама тебе скажет, что любит?
— Никогда так не случится! — замотал головой парень. — Но если всё же… Конечно я останусь! — и покраснел.
— Вот и договорились, — улыбнулась бабушка. — Только помни наш уговор.