Павел (насмешливо): Я ведь сразу сказал, что вы все здесь сумасшедшие. И ты, и Йонахан, и Йакоб… (Серьезно). Слава Всевышнему, который не скрыл от меня свои пути, иначе мне пришлось бы блуждать вместе с вами во мраке, не зная, в какую сторону податься… Или ты думаешь, что мы бредем, как и вы, наугад, не зная дороги?.. Тогда я не удивлюсь, если скоро вы и Господа назовете обманщиком, который водит нас за нос и раздает невыполнимые обещания.

Петр (негромко): Позволь мне ответить тебе, рассказав одну историю, которую ты, может быть, знаешь и без меня… Не знаю, правда ли это, но я слышал ее от человека, который был знаком со многими членами Санхедрина и пользовался у них доверием. Он рассказал мне, что когда Иешуа заключили под стражу и допрашивали в Антониевой крепости, то все члены Санхедрина склонялись к тому, чтобы предать его скорейшей смерти, потому что они считали, что он не только кощунственно присвоил себе имя Машиаха, но и провоцирует римлян, называя себя царем, хотя этого, на самом деле, как ты знаешь, никогда не было. Тем не менее, народ волновался, поэтому весь Санхедрин высказался за то, чтобы поскорее предать его казни. И только один Гамалиил был против. Знаешь, что он сказал, когда пришло его время говорить? Он сказал, что если это дело от Бога, то никакие человеческие силы не одолеют его, как это было в дни, когда Всемогущий вел свой народ из плена или когда Он шел впереди Израиля на Иерехон и Гай. Но если это дело от людей, то очень скоро оно падет и разрушится само по себе, как пало дело мятежника Февды или безумного Иуды Галилеянина, которые погибли, не оставив после себя ничего, что заслуживало бы внимания. Рассказывали, что он говорил так убедительно, этот Гамалиил, что ему удалось склонить на свою сторону даже двух членов Санхедрина, хотя все прочие продолжали настаивать на своем… Но знаешь, что я тебе скажу, Павел? (Наклонив голову, негромко) Он был неправ, этот фарисей. Он был неправ, этот мудрый и праведный законоучитель, чьи заслуги не станут отрицать даже его враги. И знаешь, почему? (Почти шепотом). Потому что все дело-то как раз в том, что все, что совершается от Бога, никогда не имеет никакой опоры во внешнем и поэтому оно всегда рушится и разваливается, даже не успев как следует начаться, подобно тому, как сразу тупятся сделанные из золота ножи. Тогда как все, что человек делает своими собственными руками и по своему собственному разумению, удается и живет, как нельзя лучше, много лет. Ибо Бог вовсе не строитель, брат. Он не каменщик, не плотник, не надсмотрщик, не проводник, и не судья. Он всего лишь Бог, и поэтому может предложить человеку только самого себя. И не Его вина, что человек вечно ищет что-то другое… (Смолкает).

Павел (негромко): Я ведь уже говорил тебе, Кифа, что многие называют меня безумным, а мои речи безумными. Но теперь я вижу, что моему безумию далеко до того, которое можно встретить у вас тут, в Иерусалиме… (Негромко смеется, потом смех его делается все глуше, пока, наконец, не стихает). Это Его ты называешь бедным и бессильным? Того, Кто воздвиг это небо и эту землю? Кто украсил небеса звездами и поднял над землей радугу?.. Или ты думаешь – у Него не хватит силы и мудрости справиться с собственным творением?

Петр: Зачем же Ему справляться с собственным творением, брат?.. Разве Он сотник, который заставляет своих воинов ходить строем и исполнять его приказы? Разве не стоит Он всегда в стороне от всех человеческих дел, ожидая, когда человек отложит все свои мысли и заботы и догадается посмотреть в его сторону?.. (Негромко). Ведь все, что Он на самом деле может, так это постучать в человеческое сердце, надеясь, что человек впустил Его к себе…