— Вы тоже здесь? И уже знаете, что произошло?

Лена уже готова была ответить дерзостью: лицемеров, считала она, надо бить, и бить жестко, грубо, — но тут в вестибюле появился врач — не тот, с которым Лена разговаривала, а сам заведующий хирургическим отделением. Увидев врача, Гурова повторила роль расстроенной мамы: поднесла к глазам платок, подержала его ровно столько, сколько требовалось для приличия, несколько мгновений смотрела в сторону, давая понять, как ей трудно вымолвить хоть слово… Но вдруг заметила, что на партнера — врача — не действуют эти мелодраматические приемы и, будучи актрисой многоопытной и по-своему талантливой, мгновенно обратилась в женщину деловую, даже надменную.

— Я хотела бы знать, каково состояние сына. Можете ли вы гарантировать его выздоровление? — она так и сказала: не спасение, а выздоровление. — Учтите, если здесь не могут этого сделать, я вынуждена буду обратиться к другим специалистам.

Лене показалось, что доктор обидится и уйдет. Но вместо этого услышала спокойный ответ:

— Положение вашего сына по-прежнему очень тяжелое, — Лена сжалась, но врач не сказал «безнадежное», — и мы делаем все, что в силах современной медицины. Если потребуется, пригласим необходимых специалистов, а ваша помощь нам не нужна.

Да, это был не тот человек, перед которым Гурова могла демонстрировать свои артистические способности. Но Ксения Петровна не собиралась сдаваться:

— Но я мать…

Доктор не дал ей закончить фразы:

— А я врач. Теперь же, если ко мне нет вопросов, позвольте раскланяться.

Ксения Петровна растерянно моргала, и было видно, что к такой манере обращения с собой она не привыкла.

— Я все же хотела бы знать, на что можно рассчитывать.

— Только на его организм. — Врач подумал и добавил: — Только…

— Но я хотела бы все же знать…

— Все, что я мог сообщить, сказано. Если хотите пройти к сыну, пожалуйста. Хотите остаться на ночь, не возражаю.

Ксения Петровна достала платок, и по устоявшимся больничным запахам побежал тонкий аромат дорогих духов. Актриса в третий раз показала уже знакомую программу: подержала платок у глаз, выразила всей своей фигурой глубокую скорбь и, наконец, выдавила из себя:

— Если бы я только могла… На ночь…

Она вдруг нахмурила брови, в ее глазах появился благородный блеск:

— Доктор, возьмите у меня кровь.

Говорила Гурова громко, будто со сцены. И так же громко ответил заведующий отделением:

— Спасибо, мы ни в чем не нуждаемся. — Он сделал небольшую паузу. — Так вы пойдете к сыну?