Ангус гордо расправил плечи и нахлобучил на лоб берет лэрда.

– На тебе красивое платье. По-прежнему смотришься девушкой.

Его девушкой.

Джорджиана пренебрежительным взглядом окинула серебряный атлас.

– Ненавижу это платье. В нем я выходила за Сомертона, и в него же меня обрядили, чтобы положить в гроб. Единственное, что в нем хорошего – оно по-прежнему прекрасно сидит! После стольких лет. Не знаю, как они его нашли. Я приказала горничной его сжечь.

Макнаб нахмурился, и орлиное перо на берете упало на глаз. Три пера – знак вождя клана. Лэрд. Господин над каждым камнем, островком травы и голодающим ребенком, насколько хватало глаз с ветшающей старой башни замка Гленлорн, где они сейчас стояли. Это было местом их свиданий, пока… Гнев, тлевший в нем с давних времен, разгорелся с новой силой.

– Сомертон! – выплюнул он имя, вложив в звук его всю ненависть, терзавшую душу шестьдесят лет. – Только жалкий дурак способен похоронить жену в подвенечном платье!

Подбородок Джорджианы надменно поднялся.

– Ты сказал, что оно тебе нравится. Кроме того, день моей свадьбы так же печален, как и день похорон. Думаю, это вполне подходящий выбор.

Макнаб вздохнул, и ветер тут же зашумел в деревьях за крошившимися стенами башни.

– Да, но мы здесь не для того, чтобы спорить о наших погребальных одеждах.

Он оглядел башню, крыша которой давно разрушилась. Покрытые мхом камни, обрамлявшие окна, позволяли увидеть залив, озеро и новый замок Гленлорн на противоположном конце долины. Новый замок, насчитывавший уже сто пятьдесят лет, выглядел почти таким же заброшенным, как башня, хотя последняя была старше на четыре века. Лэрд снова вздохнул.

Если он повернется и глянет на восток, сможет увидеть замок дяди Джорджианы, Лаллах-Грейндж. Но он не поворачивался. Ангус провел шестьдесят лет, высматривая в пустом доме свечу на окне – сигнал, что она придет к нему сюда, в башню. Но свеча не загоралась с тех пор, как их семьи разлучили влюбленных навечно. Знакомая горечь потери снова наполнила Ангуса, и он повернулся, гневно взглянув на нее.

– Чего ты хочешь от меня, женщина? – проворчал он.

Но Джорджиана смотрела ласково, без тени робости.

– Ты проклял нас, Ангус.

– У меня была достаточно веская причина!

Она покачала головой, печально улыбаясь:

– Мы были влюблены, а нам запретили пожениться, но твое проклятие отозвалось на двух поколениях обеих семей. Этому надо положить конец. Я хочу, чтобы моя внучка познала то счастье, которое знали мы, Ангус.

– Было ли это счастьем? Воспоминание о нем сделало остаток наших жизней невыносимым. Во всяком случае, остаток моей. Я, конечно, не могу говорить за тебя.