— Полигон «Тосамшош», Россия… Уральская зона…
— И что там случилось?
— Ранение несовместимое… с жизнью! В госпитале помер!
— Как идёт служебное расследование? — из профессионального интереса спросил Джакометти. Он не сомневался, что расследовать в данном случае будет нечего. Банальная халатность и ничего более. Следствие и суд не займёт более суток. Приговор военного трибунала был также предсказуем — увольнение, лишение звания и лет пять принудительных работ на Главном поясе.
— Там понятно всё… по ходу. У нас трибуналы быстро… нахлобучивают, — Фатима задумалась. Мансур обнял её.
— Где похоронят?
— Где помер, там пускай, и… хоронят! Что, ещё тело его сюда… тащить?! Там воинское кладбище… есть! — жена пристально посмотрела на Джакометти. Её желтые глаза с огромными чёрными зрачками, чем-то напоминали совиные. Взгляд был тяжелым, Мансур не мог выносить его долго.
— Да нет, поступай, как знаешь! — он повернулся на бок и закрыл глаза. «Я ведь давно мог бы подохнуть во время разгона погромщиков и мародеров или облав на радикалов! Мог быть взорванным каким-нибудь сумасшедшим или просто застреленным по ошибке на учениях, как сын Фатимы. Бог миловал! Только вот, с какой целью? Надеюсь, не для того, чтобы я помер в больнице через три года, будучи импотентом» — размышлял он.
Было особенно «весело» первое время. Основную массу расследуемых королевской полицией преступлений составляли преступления, связанные с разжиганием религиозной, расовой, национальной розни. Лондон — огромный мегаполис, в котором испокон веков жили представители множества различных религий, рас и народов. После Семидневной войны естественно сложившийся баланс стал нарушаться, когда на Британские острова хлынул поток ансаров из вновь присоединенных Североамериканских колоний.
В столице Соединенного королевства стало неспокойно. Периодически случались погромы. Иногда доходило и до вооруженных бунтов, подавлявшихся силами 2-й Собственной Его величества бронетанковой дивизии, подчиняющейся непосредственно королю. Особенно решительно и безжалостно действовал молодой и амбициозный офицер с французскими корнями Абдулмаджид де Виллье.
Залив столицу кровью, он затем выкрутил руки мафиозным группировкам и заставил их выплачивать компенсации семьям погибших. Причём делалось это от имени короля. Конечно, же бедняки были рады получить хоть что-то, и их не особо интересовало, откуда эти деньги брались. Успокоить массы оказалось несложно, а те, кто не прекратили роптать — просто исчезли.
При дворе де Виллье заявил, что, дескать, он самолично усмирил Лондон, не потратив ни копейки из королевского кошелька. У короля возможно и были какие-то подозрения, но он, оказавшись поставленным перед фактом, принял всё как есть. Де Виллье получил внеочередное звание и должность командира дивизии. С того времени весь теневой бизнес Британской столицы находился под его прямым или косвенным контролем.
Перед глазами всплыла картинка его служебной квартиры в районе Кроули. Все предметы он помнил наперечёт, все мелочи, даже запах. Там всё пахло по-другому. В Лондоне, дома — вообще другое дело: натуральное дерево, настоящие ковры ручной работы — роскошь по нынешним временам!
«Интересно, кому достался мой служебный «Троу»? — подумал Мансур. Машина была добротная, с прочным бронированным корпусом, созданная концерном «Ван Рейн» для Хасса.
Фатима уронила на плечо Мансура свою тяжеленную голову, быстро возвратив его из мира грёз.
— Ты что? — спросил он.
— Любить надо жену свою… — начала ворчать жена. Джакометти снова почувствовал себя не в своей тарелке. Он, действительно, зачастую пренебрегал исполнением супружеских обязанностей по отношению к Фатиме. Интимные ласки у ансаров отличались определенной спецификой, от которой он сразу же терял свою и без того ослабленную хроническими заболеваниями мужскую силу. Кроме того, интенсивный сладковатый запах, чем-то схожий с запахом разлагающейся плоти, исходивший от кожи жены, вызывал у Мансура головокружение и тошноту.
— Я болен, ты понимаешь?! Голова раскалывается так, что забываешь обо всём на свете!
— Но сейчас же не раскалывается… — настаивала Фатима.
— Нет! Я пошёл в «сундук»! — Мансур вскочил и вылетел в коридор, мельком заглянув в комнату Марьям. Та лежала на диване и не заметила мужа, или, может, не пожелала заметить.