Гарри не может не обратить внимание на странное поведение Добби. Во-первых, эльфу очень трудно говорить, как будто он постоянно преодолевает какое-то внутреннее сопротивление, и, во-вторых, если Добби что-то говорит, намекает или просто соглашается с тем, что его хозяева не очень хорошие люди, он начинает самозабвенно наказывать себя самыми изощренными способами – бьется головой об оконную раму, обещает прищемить себе уши печной дверцей, лупит себя настольной лампой по голове, отутюжил себе руки за то, что не пустил Гарри и Рона сквозь барьер на вокзале Кинг-Кросс, и разбил кувшин о голову только за то, что случайно рассказал, что Тайная комната уже открывалась ранее.

Не знаю, возникал ли у вас вопрос, зачем Добби это делает? Но мне известно, что по крайней мере у двух человек этот вопрос точно возникал: это сам Гарри Поттер и австрийский врач и создатель психоанализа Зигмунд Фрейд.

Зигмунд Фрейд жил в конце XIX – начале XX века и роман Джоан Роулинг не читал. Поэтому он ответил на этот вопрос, анализируя поведение своих клиентов. Гарри Поттер тоже в силу ряда причин Зигмунда Фрейда не читал, поэтому просто спросил Добби: «Что ты делаешь?». Добби ответил только, что должен себя наказать, потому что он сказал плохое о своей семье, о семье, которой он служит, и постоянно добавлял: «Гадкий Добби! Мерзкий, гадкий Добби!». Но почему он должен себя наказать, Добби так и не ответил. На этот вопрос ответил Зигмунд Фрейд.

Поскольку я читал и «Гарри Поттера», и Зигмунда Фрейда, давайте на этот вопрос отвечу я. В 1917 году Фрейд написал небольшую работу «Печаль и меланхолия». Он размышляет в ней о печали (обычной естественной эмоции) и меланхолии (болезненном состоянии, которое сейчас мы называем депрессией). Фрейд сравнивает эти два состояния и пытается понять, что у них общего и чем они отличаются.

Фрейд с самого начала замечает, что печаль, как правило, связана с утратой близкого человека или близких людей. Например, в случае их смерти. Такова печаль Гарри в конце романа после трагической гибели Добби. Она ограничена во времени. Не требует специального лечения. Она интуитивно понятна. Но поведение Добби интуитивно не понятно. Оно избыточно, как сейчас принято говорить – аутодеструктивно.

Далее Фрейд переходит к меланхолии и считает, что и здесь мы имеем дело с утратой объекта любви, однако эта утрата носит не непосредственный, а символический характер. Например, в случае разрыва отношений. Все живы, но кто-то иногда хочет умереть или сделать себе больно. Никто из членов семьи, которой всю жизнь служил Добби, не умер, но они умерли символически, они утратили уважение Добби. Они умерли как объект любви. И далее психика Добби расщепляется на две части: одна часть привязана к семье, которой он служил всю жизнь, и считает своим долгом любовь к ним, другая часть осуждает семью за участие в заговоре против Гарри Поттера и готова ему помочь в ущерб интересов своих хозяев. Между этими двумя частями психики Добби возникает серьезный конфликт. Одна часть помогает Гарри Поттеру. Другая – наказывает себя за это. «Как я мог это сделать?» – знакомая фраза?

Фрейд с помощью меланхолии заглянул в то устройство психики, где одна часть Я противопоставляет себя другой, превращает ее в посторонний объект, критически оценивает и реально способна причинить себе тяжелые самоповреждения. Но этого мало.

«Почему, – задает себе вопрос Фрейд, – эта аутоагрессия (агрессия, направленная на самого себя) столь неадекватно велика? Если выслушать самообвинения меланхолика, – пишет он, – создается впечатление, что эти упреки мало подходят к личности больного, но легко применимы к другому лицу, которое больной любил, любит или должен был любить». Здесь Фрейд впервые делает важный вывод для психологии в целом: при депрессии в аутоагрессии много агрессии, направленной на другого. Больные ненавидят других, но не могут прямо признаться в этом себе. И они обходным путем через самоистязание мстят первоначальным объектам любви. Позднее эту идею более полно развил Карл Меннингер в работе «Человек против себя».

Добби спасает от тотальной депрессии лишь то, что у него к тому времени появился уже другой объект любви: Гарри Поттер.

Другому домовому эльфу Винки в этом отношении повезло меньше. У Винки мы можем наблюдать тяжелое депрессивное состояние. «Если при обычной печали, – писал Фрейд, – обеднел и опустел мир, то при меланхолии опустело само Я». У Добби опустел мир, он потерял уважение и любовь к семье, к которой был привязан, но он смог заполнить его Гарри Поттером и его друзьями, Дамблдором. Другой домовой эльф Кикимер тоже постепенно заполнил свое одиночество уважением и любовью к Гарри Поттеру. Помните, как в конце он ворвался во главе домовых эльфов в главный зал с криками: «За моего хозяина и за Регулуса Блейка».

У Винки все намного хуже. У нее опустело ее Я. Она не понимает, зачем ей жить, если невозможно служить объекту своей любви. Хозяева выгнали ее за «недостойное поведение», хотя на самом деле ничего недостойного она не сделала. Это не мешает Винки обвинять себя последними словами и разрушать себя не самоизбиениями, но другим не менее надежным способом, описанным Карлом Меннигером: хроническим самоотравлением алкоголем.

Добби пытается убедить Винки, что она свободна от хозяев, что она может полюбить Дамблдора, работать в Хогвартсе, но это не очень помогает. Если честно, совсем не помогает.

Но это уже другая история. Это история про то, как выстраивать объектные отношения, как выстраивать отношения с людьми, и история про старое правило альпинизма:

А эта история была о том, как наша психика может расщепиться на части в случае утраты объекта любви. Это история о том, как одна часть нашей психики, не принимая и не осознавая гнев на тех, кого она любила, выворачивает этот гнев наизнанку и обрушивает на самого себя, жестоко наказывая себя за то, в чем ты не виноват. И это история о том, как Джоан Роулинг волшебным образом смогла показать этот очень сложный психологический процесс, над загадкой которого бились самые выдающиеся умы психологии и психотерапии.