Кстати, о службе. Вопрос о том, что запросить с Шеля, в обществе рассмотрели к концу зимы, и я тут же озаботился решением другого вопроса — об уходе с военной службы. Если честно, мне до не знаю какой степени осточертело постоянно ходить в мундире, а ведь приходилось — правила ношения формы для военных чиновников от таковых же правил для офицеров почти не отличались. То есть мундир носить приходилось практически всегда. С саблей, кстати, носить. А уж эта железка на боку надоела мне вообще как горькая редька! Спросите, почему не привык за то время, что на войне был? А я на войне ее и не носил. Я же умный, поэтому, саблю цеплял к седлу на манер рядовых кавалеристов. Куда как удобнее, когда спешиваешься!

В общем, в начале весны я снова стал гражданским лицом, по каковому поводу устроил народу еще одну гулянку. Гулянка понравилась и запомнилась мне тем, что после той, что мы закатили по поводу моего возвращения с молодой женой, стала вторым застольем подряд, обошедшимся без алинкиных переживаний о потерянном доме, маме и вообще о прошлой жизни. Уж не знаю, почему так, но мне казалось, что это результат благотворного воздействия Лорки. Все то время, что я пропадал на заседаниях у «золотых орлов», они с Алинкой тусовались вдвоем, не знаю, чем занимаясь (болтали, скорее всего, уж что рассказать друг дружке, у них за все это время наверняка накопилось), и продолжили свои тусовки, когда заседания возобновились, и мне снова пришлось их исправно посещать.

На этот раз мы обсуждали, чем будем оплачивать услуги Шеля. Нет, чем их оплатить, Шель через мое посредство довольно четко изложил, обсуждалось, как бы это сделать получше, а желательно, не делать вообще. Ну не нравилась членам уважаемого общества идея скрещивания имперского подданного с какой-то непонятной мыслящей машиной, не нравилась — и все тут! И вот когда благодаря такому подходу отчетливо замаячила перспектива глухого тупика, в который медленно, но неотвратимо вползают переговоры, я нашел-таки решение, которое у «золотых орлов» отторжения не вызвала.

Какое? Ну, я же все-таки исполнил данное самому себе обещание выяснить судьбу ротмистра Киннеса. В итоге разыскал я своего свата аж тут, в Вельгундене. Как выяснилось, из Коммихафка его очень быстро отправили в столичный госпиталь Императрицы — лучшее лечебное учреждение Империи. Ну, там я его и навестил…

Навестил, да. Ротмистр, и без того отличавшийся худощавым сложением, сейчас выглядел как узник концлагеря. Воду, глюкозу и что-то еще ему вводили через капельницу, но полноценного питания это, конечно, и близко не заменяло. Судя по виду капельницы и перечню подкормки, которую Киннесу через нее вводили, кто-то из врачей среди попаданцев все-таки отметился. Ничего, мы с Шелем в медицине тут положение еще поправим. Да, поправим, и Киннес нам в этом поможет. В сознание Киннес так и не пришел, и прогнозы на эту тему были совершенно безрадостными.

Шеля поначалу моя идея, прямо скажу, не сильно воодушевила. Ну не нравилась ему необходимость затратить на оптимизацию организма такого реципиента лишние проценты своего энергетического ресурса, понимаю. Тем не менее, когда мне очень надо, я умею быть убедительным. А мне было надо. Потому что Киннес как реципиент для Шеля решал кучу проблем одним махом. Империя сохраняла подданного, которому, как в один голос уверяли врачи, жить оставалось не больше пары месяцев, причем без надежды на восстановление мозговой деятельности. Шель получал тело, которое после оптимизации с его стороны, еще и само себя оптимизирует — все же как профессиональный военный Киннес понимает значение физических упражнений и к регулярному их выполнению приучен. А мне и приятнее, и полезнее, если человеческая составляющая моего партнера окажется дружески ко мне настроена. А что ротмистр когда-то интересовался у Лорика перспективами возможного сватовства… Не считаем. Став моим сватом, Киннес сам снял чисто теоретически возможную проблему нашего соперничества из-за Лорки раньше, чем я вообще узнал о существовании такой возможности.

Идею «золотые орлы» с ходу не отвергли, но и принимать не торопились. Я, конечно, изо всех сил старался ее пропихнуть, но все мои старания как будто вязли в некой густой субстанции, называть которую я, пожалуй, не стану. Причем внятных аргументов против такого решения никто так и не назвал. Кроме разве что все того же Петрова, да и то он не от своего имени их выдвинул, а просто открыл мне глаза на причины такого поведения коллег.

— Понимаешь, Федор Михалыч, — сказал он мне на очередных наших традиционных посиделках, — ты вот ругаешься, говоришь, не мычат, не телятся… А знаешь, как оно с их стороны выглядит?

Я кивнул — интересно, мол, давай, продолжай.

— А выглядит оно так: мы тут сидим, все такие хорошие, работаем на благо Империи, работаем давно и старательно… И тут, блин, какой-то новичок, без году неделя, напрямую выходит на источник попаданцев, да еще и непонятно как садится посредником в переговорах. Шель этот твой, опять же…

— С ним-то что не так?

— С ним, Михалыч, все не так. Ну давай, считай сам, — Петров поднял на уровень моего лица ладонь. — То работали с попаданцами, которые сами по себе появлялись, а теперь надо самим заказывать. А вдруг не того закажем? А вдруг закажем, а у него квалификация не та? Раньше-то с нас взятки гладки, брали-то, что дают, а теперь, если что, мы сами и виноваты. Это у нас раз, — указательный палец на ладони Петрова загнулся.

Хм, а ведь и правда…

— Теперь это его желание заселиться в человека, — продолжал Петров. — Будет, значит, тут ходить не пойми кто, то ли человек-нечеловек, то ли машина-немашина… Ты не забудь еще, что для местных мыслящая машина — это вообще почти что нонсенс. Это, считай, два, — вслед за указательным пальцем загнулся средний. — И куда, спрашивается, его девать? На заседания общества пускать? А на фига? Или запереть его в золотую клетку? Не слишком ли дорого, хрен же его знает, какие у него там запросы будут в плане еды-питья-женщин… Это уже три, — безымянный палец присоединился к своим собратьям. Я, Федор Михалыч, твое желание оживить своего приятеля понимаю. Только вот понравится ли ему в его человеческой части такая жизнь?

Черт, а о таком я не подумал. Прав Петров, вряд ли Киннесу жить в золотой клетке понравится, и вряд ли у него при симбиозе с Шелем жизнь будет какая-то другая. С другой-то стороны, Киннес будет живой, а живому-то человеку жизнь устроить в любом случае проще, чем безнадежному коматознику…

— Ну и напоследок вернемся, Федор Михалыч, к тебе. На фоне всего этого и твоя способность телепатически общаться с Шелем, да еще и на расстоянии, тоже выглядит… ну ты меня понял, — загнулся мизинец и перед моими глазами светилась совершенно неуместная в данном контексте конструкция — кулак с поднятым большим пальцем. Типа «все прекрасно». Прекрасно, ага. Пал Андреич тоже понял, что сути момента демонстрируемая им фигура не соответствует, и прижал большой палец к остальным. Вот теперь самое то.

— В любом случае ждем решения оттуда, — Петров поднял глаза к потолку. — Фон-барон уже доложил.

Фон-бароном Петров за глаза именовал барона Ланкругга, личного представителя императора в обществе. Ну тогда да, ничего другого не остается, только ждать.

И уже только дома до меня дошло, что как-то очень уж все в изложении Петрова получалось гладко. Даже с его опытом вряд ли можно с такой легкостью делать выводы о чужих умонастроениях… Черт, а ведь получается совсем нехорошо. Или дорогой Павел Андреевич и сам не чужд таким мыслям, раз уж что-то подобное я от него еще у пещеры слышал, или «золотые орлы» высказывали все это ему без меня. То есть что-то они в моем присутствии обсуждают, а что-то стараются обговорить, пока меня нет. Интересно… Мне же, черт бы их всех побрал, перед ними как-то выкручиваться придется, когда Лорка забеременеет.