— О’кей. Только, по-моему, вы немного забегаете вперед.

— Как уже сказал мой напарник, вас пока никто ни в чем не подозревает, — вмешался Дэли.

— Конечно.

— Мы просто наводим справки, — невозмутимо продолжал Тарджент. — Впрочем, вы же ведь сами еще недавно были полицейским, так что знаете, как это делается.

— Конечно.

Он закинул ногу на ногу, устраиваясь поудобнее.

— Итак, вы признаете, что вы с мистером Джефферсоном не были друзьями, и что между вами в свое время произошла ссора?

— Да. Три года назад.

— А с тех пор вы…

— Виделись ли мы с того времени? Нет. В последний раз, когда я видел этого типа, он валялся на парковке, весь в крови, а я сам думал только о том, как бы добраться до своей машины.

Сказав это, я слегка покривил душой. Потому что после того случая я видел его дважды, но всегда на некотором расстоянии и оставшись при этом незамеченным. Один раз дело было в ресторане; Джефферсон стоял у стойки бара в компании каких-то типов в дорогущих костюмах. Они болтали и смеялись, и ни один из них меня не заметил. Я вошел, увидел его, тут же развернулся и выскочил на улицу. В следующий раз я увидел его в тот день, когда была их с Карен свадьба. Я припарковался и сидел в машине, наблюдая за тем, как молодые спускаются по лестнице под восторженные аплодисменты и поздравления толпившихся вокруг многочисленных гостей. Честно говоря, на мой взгляд все это выглядело очень по-детски — я имею в виду, вся эта пышная свадебная церемония и все такое, — потому что когда такие люди, как Джефферсон, вступают в брак — в третий брак, прошу заметить, да еще на пятом десятке, — и устраивают по этому поводу подобный шум, то это говорит само за себя. Слишком уж нарочито все это выглядит, я хочу сказать. Трогательно и одновременно жалко. Почти так же печально, жалко и трогательно, как париться где-нибудь в уголке в машине с поднятыми стеклами — и это в такую жару! — любуясь тем, как какой-то тип берет в жены твою девушку.

Впрочем, все это относилось к тому периоду, когда мне было плохо. Так плохо, что хуже некуда. Меня только что вышвырнули из полиции — я потерял работу, а вместе с ней и смысл жизни, у меня опустились руки, и к тому же я был чертовски зол. Шло время, постепенно все как-то наладилось. Алекс Джефферсон превратился для меня в воспоминание. Нет, я не забыл его, но мысль о нем уже не сводила меня с ума.

— Вы зря тратите время, — сказал я. — Нет, я понимаю, вам нужно все проверить, выяснить, не было ли у кого мотива для убийства, но вы потянули не за ту ниточку, джентльмены. Я не видел его, я не видел ее, и я его не убивал. Вот, собственно, и все. Ни он, ни его жизнь меня уже не волновали. Больше не волновали.

Тарджент придвинулся поближе, провел рукой по волосам, потом угрюмо уставился в пол.

— Они не слишком торопились, когда обрабатывали его.

— Простите… — не понял я.

Он вскинул на меня глаза.

— Но ведь кто-то же его убил, не так ли, мистер Перри? Так вот, кто бы это ни сделал, он, прах его побери, не слишком спешил прикончить Джефферсона. Наоборот, он убивал медленно, наслаждаясь его мучениями. Можно подумать, какой-то кайф ловил. Вот так-то… Между прочим, на его теле насчитали сорок семь ожогов и более пятидесяти рваных и резаных ран. Ожоги от сигарет и зажигалки, раны нанесены чем-то вроде опасной бритвы. Некоторые разрезы довольно глубокие, словно он пользовался лезвием, как ножом. Другие выглядят просто как царапины, будто бедолагу кромсали обычным шпателем, которым художник соскребает краску с холста. У Джефферсона рот был заклеен широким скотчем, наверное, он пытался кричать… а может, и не кричал, просто содрогался в конвульсиях, ведь боль, надо думать, была адская… Во всяком случае, язык у него прокушен в нескольких местах.

Я отвернулся и невидящим взглядом уставился в окно.

— Меня не интересуют детали, детектив. Единственное, что мне нужно от вас, это чтобы вы вычеркнули меня из вашего списка. Ищите убийцу в другом месте.