— Пока живы… — равнодушно ответил мальчик, глядя, казалось, сквозь стену.

— Все погибли? — поняла девушка, осознавая — дети обречены. — Вот что, — решилась она. — Встали и пошли за мной!

— Вы нас съедите? — пискнула девочка, сидевшая там же.

— Глупости какие! — возмутилась Надежда, поднимая детей на ноги.

Приведя обоих в квартиру, девушка приказала снять верхнюю запорошенную снегом одежду и идти в комнату. В квартире, конечно, было очень морозно, но не так, как на улице — немного дров у них, все-таки, было. Из комнаты вышла работавшая сегодня в другую смену мама. Она была, конечно, удивлена, но промолчала, взглянув в глаза дочери.

— В парадном нашла, — объяснила Надежда. — У них никого не осталось, совсем.

— Молодец, дочка, — кивнула женщина, а потом обратилась к гостям. — Ну-ка, проходите, вечерять будем.

— Спасибо… — прошептала Маша, не представлявшая себе подобного. Ведь же были этим людям никем! Совсем никем!

— Как зовут тебя, дочка? — спросила женщина Машу и вот тут, несмотря на отмиравшие чувства, на то, что девочка уже ничего не чувствовала, она заплакала, что Зинаиде сказало все.

— Она Маша, а я Гриша, — глухо произнес мальчик. — У нас ничего нет, кроме карточек. И никого…

— У вас теперь мы будем, — губы дрогнули в попытки улыбнуться. — Меня зовут Зинаидой, ну, или тетя Зина, а это Наденька, дочка моя. Вам лет-то сколько?

— Тринадцать… — обреченно ответила Маша, но тут случилось совершенно невозможное в понимании девочки — ее погладили. Сухая морщинистая рука коснулась Машиной головы, и девочка потянулась за ней всем своим существом.

— Ох… Надя, завтра зайдем в жилконтору поутру, у тебя смена когда? — спросила тетя Зина.

— После обеда, мама, — ответила Надежда. — Предлагаешь их на завод? Но они же необученные?

— Я на токарном станке умею, — припомнила счастливое детство Маша. — У меня папа рабочий! Был…

— Понятно все с вами… — вздохнула женщина. Оставлять детей одних у нее просто не поднялась рука. Возможно, она вспомнила себя в семнадцатом, возможно по другой причине, но факт оставался фактом.

И вот тут Гриш молча выложил на стол карточки. Иждивенческие карточки никак не могли прокормить двоих, отчего Зинаида поняла, что дети обречены были бы, если бы не ее дочь. В тарелке репродуктора бился голос Ольги Берггольц, когда ставшая больше семья укладывалась спать. Надя, подумав, забрала «младших», как она сразу же начала называть своих найденышей, к себе в кровать.

Самойловы не разговаривали — все были уставшими, кроме того, поспать все-таки, нужно было.

— Гриша… Почему они так с нами? — совсем шепотом спросила Маша, когда Надя провалилась в сон.

— Наверное, потому что они люди, — вздохнул мальчик. — Я помню, рассказывали, что были разные люди, и даже те, которые ели детей, но нам повезло.