— Да разве я воевал?! — вяло отмахнулся Плотников. — Из автомата всего два раза пальнул, да и то больше от испуга. Это когда немцы за мной на мотоциклах увязались. Да шалишь, Плотникова не догонишь!

— А все-таки? — не отставал Сергей. — Ордена за так не давали.

— Ну за что давать, а за что нет, это Михаил Иванович Калинин решал, а я, Сережа, просто шоферил. От звонка, как говорится, и до звонка. За баранкой всю войну просидел.

— На «катюше»? — восторженно спросил Савин.

— Нет, на «катюше» не довелось. Я комдива возил.

— А-а, — несколько разочарованно протянул сержант.

— Что «а»? — строго глянул из-под мохнатых бровей Плотников. — Я, скажу тебе, моего генерала из таких передряг на колесах выносил, что тебе и под старость не приснится. Заакал, понимаешь ли!

— Да вы расскажите, Павел Антоныч. О «катюшах» я просто так спросил. Песню нашу ротную вспомнил.

— Чего рассказывать… Потом, в сорок третьем, нас командовать корпусом назначили. Ну, не меня, конечно, а генерала. Геройский человек и большая голова. Климашин фамилия. Дмитрий Андреевич. Сейчас в мемуарах его все маршалы вспоминают. А дальше, под самый почти конец войны, моему генералу армию дали. — Плотников отставил кружку в сторону и замолчал, мрачнея прямо на глазах. — И все, погиб он. Заехали мы на НП полка, а фрицы врезали из минометов. Под Кенигсбергом это стряслось. Меня тогда тоже осколком зацепило, но он, генерал то есть, сам почти без сознания, а приказывает: «Давай, Паша, если живой, жми в штаб. Военный совет на двадцать три назначен».

— И что?! — пересохшим голосом произнес Савин.

— И все, Сережа. Хотя и врачи в машине старались, не довезли мы Дмитрия Андреевича живым.

— А вы? Вас тоже ранило?

— Ранило, да что?! Полежал в санбате — и опять за баранку. Война ведь еще не кончилась. Генерала другого прислали.

Плотников решительно запрокинул кружку и выпил, как бы давая понять, что разговоров достаточно. От чая старший лейтенант слегка вспотел и, поднимаясь со стула, утер ладонью лоб.

— Ладно, дружок, пора, я уже с ног валюсь. Раньше, бывало, пару-тройку ночей не спишь — и хоть бы что тебе. Теперь приходится брать поправочку.

Савин молодцевато вскочил с места и затянул подбородочный ремешок фуражки. Его румяное даже при свете лампы лицо выражало боевую готовность. Плотников, застегивая на ходу куртку, отворил дверь. Пахнуло острым прелым запахом леса. Неподалеку хлопотливо зашумело крыльями вспугнутое воронье. Плотников завел мотоцикл и закурил.

— Вот мы с тобой, Сережа, на сегодня и отработались, — хмыкнул он. — Если со стороны взглянуть, то вроде ничем толковым и не занимались. Так, между делом прокатились туда-сюда, озон вдыхали.

Савин молча пожал плечами.

— И слава богу, что этим твое первое дежурство закончилось, — немного философствуя, продолжал Плотников. — У нас прошлым летом один орел сразу показать себя решил и в ограждение на мосту врезался вместе с инструктором. Того из коляски выбросило. А орел ничего, легким испугом отделался. Сейчас в Росбакалее служит. Экспедитором.

— Чего вы меня, Павел Антонович, стращать начали? — удивившись такой перемене Плотникова, обиделся Савин. — Не гожусь — так прямо и скажите. Без всяких подходов. Не маленький, выдюжу.