— Немного. Но не волнуйся, эта вода содержит дезинфицирующий и обезболивающий экстракты. Шок исключен.
Пока Иварр заканчивал обрабатывать рану, Эйлин приготовила в тазу уксусный раствор, намочила и отжала простынь. Помогая ему переворачивать Касавира и закутывать его, она почувствовала, что самообладание готово покинуть ее. Она подняла голову, чтобы не дать выступить слезам.
— Пока все, — сказал Иварр, укрывая Касавира одеялом, — он вне опасности, теперь ты можешь уходить.
— Я не уйду, — спокойно ответила Эйлин, — я должна быть здесь.
— Послушай, капитан…
— Прости, Иварр, это мое последнее слово, — она посмотрела святому отцу в глаза, — я не уйду.
Иварр долго думал, опустив голову и глядя на Эйлин из-под нахмуренных кустистых бровей.
— Кажется, я понимаю, — наконец, произнес он, — и если моя догадка верна, лучшей сиделки для него я не найду. Хорошо, я дам тебе шанс. Ты уверена, что готова сама позаботиться о нем?
— Святой отец, если бы я могла взять на себя хоть часть его страданий…
Иварр кивнул.
— Можешь не продолжать. Я вижу ответ в твоих глазах. Ты должна будешь четыре раза за ночь сменить повязку со снадобьем и два раза обтереть его насухо и обернуть свежей простыней. Если заметишь, что он сильно потеет, можно и больше. Чистое белье в шкафу. Это будет нелегко, но я знаю, ты справишься. Впрочем, — Иварр смягчился, — если будет тяжело, ты всегда можешь позвать меня. Обязательно давай ему пить. Он в сознании, но физически и интеллектуально сильно истощен. Наверняка будет бредить. Зелье — экстренная мера, уместная в бою. Сейчас ему будет полезнее просто отдохнуть и пропотеть. Я приду осмотреть его на рассвете. А тебе лучше выпить вот это. Ночь будет нелегкой.
Эйлин выпила предложенное Иварром красное зелье в хрустальном пузырьке и почувствовала прилив сил.
— Спасибо Иварр, я сделаю все, как надо.
— Не сомневаюсь. Увидимся утром.
Ночь у постели Касавира
Оставшись одна, Эйлин затушила лишние свечи в настенных канделябрах, оставив минимум освещения, зажгла масляную лампу, поставила ее не прикроватную тумбочку и села у изголовья. Дыхание Касавира, сначало поверхностное, стало ровным и глубоким. Он заснул. Опершись локтем о спинку кровати, Эйлин смотрела на землистое лицо с потемневшими глазницами и расползшимися красными пятнами на щеках, побелевшие полураскрытые губы, мокрые пряди волос, прилипшие ко лбу, ставшую заметной синеву на бледном заостренном подбородке, и он показался ей таким беспомощным и беззащитным, что она почувствовала ком в горле.
— Глупый, — прошептала она, — зачем ты это сделал? К чему рисковал? Воображаешь себя бессмертным, когда какие-то две секунды могут оборвать твою жизнь.
Она вздохнула, окинув взглядом его обездвиженное спеленатое тело.
— Но другим я тебя и не знала. Таким полюбила. Значит, мне на роду написано постоянно тревожиться за тебя.
Касавир крепко спал, и все, что ей оставалось делать — это смотреть и ждать. До первой смены повязки все было спокойно. Спать ей не хотелось, и она решила прибраться. Найдя в шкафу большой холщовый мешок, она сложила туда грязные бинты, полотенца, останки доспеха и окровавленную одежду. Чистить и стирать все это не было смысла. Чтобы занять себя чем-нибудь, она стала изучать корешки книг, стоявших на одной из полок. Ее внимание привлек черный с золотым тиснением фолиант с надписью «Медицинские и бытовые алхимические рецепты». Открыв книгу наугад, она прочла: «Любовный напиток из толченой феналопы. Для мужчин, утративших пыл молодости и женщин, потерявших вкус к жизни. Возбуждает чувства, увеличивает мужскую силу, способствует любовному наслаждению».