— Фто это было? — спросил я домового.
Тот поперхнулся очередным глотком из огромной для него бутылки. Сунул ее в руки автоматически принявшему тару Нафане. Пристально посмотрел на меня и ткнул указательными пальцами в разные стороны. Левой рукой указал вправо, а правой — влево.
— Не догодалси, чай? Он. Евоно энто колдунство поганое.
— Чье?
— Тебе ли не знать… Уж я-то вижу, в тебе две силы… Сила белая и сила черная. И черная сила сильнее. Тьмою зовется. А Тьма, она завсегда с Тленом рука об руку идет… — ну вот, подумал я. И этот туда же.
— Тлен? Тлен… Этот… как его… Разло…?
— Не говори! Не говори энтого имени! Призовешь, будет худо! И даже тебе, не посмотрит, что союзник!
— Почему? Да что такого страшного?
— Ты, Задрот Дозрелович, как бы сказать… Не определился с путем еще… То ли Тьме служить будешь, и Свет ей на службу обратишь, то ли наоборот… Да мне то все равно, я всех почитаю, все силы уваживаю… И в бою энтом не участвую, в сторонке я. Битва моя ни за кого, а токмо за дом родимый… Хм… Валенок родимый, да… Вот, врагам валенка задам по первое число. А вражда прочих… Добро-Зло, Свет-Тьма… То не мое. А энтот… Колдун.
— Так он бог, или колдун? Раз и Велеса и Лесеня одолел — верно бог?
Домовой покачал головой.
— И Лесень, и Велес, и Триглав, и Ярило… И все прочие… Были когда-то людьми. Ну может и не совсем людьми, а вот, как ты. Призванными. Или обращенными, как я. И каждый свой путь избрал. Кто-то ушел, кто-то остался. И теперь для нас всех они — конечно боги. Сложная энто тема, хвилософическая. А я домовой неграмотный, мало образованный. Только чаго от Яги да Гули нахваталси — то и знаю.
— То есть, все языческие боги — игроки?
— Игроки… Да… Играют они нашими судьбами, не ставят и в грош… — вздохнул домовой. — Яга не очень любила про энто говорить. А Гуля… Та только хихикала да скалилась. Ну, и во сне еще бредила… Я ведь много раз над нею с подушкой стоял, удушить собиралси… Да так и не решился, горе-домовой. Хозяйка все же. Э-эх… Кабы знать, что по ее милости в валенок переехать придется, не колебался бы. Ни мига.
— Таааак… Ладно. А что ты там о Раз… ну, этом самом… — я повторил жест домового, — говорил? Почему он опасен?
— Разум его истлел, вот почему. Безумен он. Может стал таким на своем Пути, а может по нему пошел потому что дураком был… Не ведаю. Насылает силу свою и рабов ему присягнувших на все и всех. А иногда просто сливает лишнюю силу куды придетси. Я уже видал такое раз, Яга тогда неделю болела… Да ты же и видал, лес опоганен. Кто долго там живет, тоже гнилью заражен становится. Дана ему власть над плотью, а через плоть и над духом. Та же Гуля, как я от нее же в сонном бреду слыхал, не всегда такой была. Страшные проклятия над ней висели, так-то…
Вдруг речь домового прервал громогласный вопль Нафани. Пока мы отвлеклись, холоп глотнул из переданной ему на хранение бутыли. Теперь он с криками катался по земле, кашляя, плача и держась руками за живот.
— Баааариииин! Кончааааюсяяя я бааарииин! Ой, плохо, ой, немогууу… Бааарииин…
— Уууу! Остолоп рыжий! — вскричал домовой. — Уууу!!! Это же надо, а… Змеиной воды хлебнул, да без наговора… Уууу… Лежи! Лежи ровно окаянный! Скоро легше станет… Задрот Дозрелович, помогай! Шуйцу, шуйцу держи! А я десницу! Поколечится ведь, бестолковый!
Действительно, Нафаня уже не орал, не жаловался. Он тихо и бессвязно выл, разрывая на себе одежду, явно намереваясь доцарапаться до желудка, вырвать его, и хоть этим облегчить невыносимую боль.