— Ну, помните у Булгакова: просто так кирпич на голову не падает. Все, что происходит — имеет некий смысл.
— Вернемся к «Моцарту и Сальери». Как говорит режиссер, спектакль поставлен нехрестоматийно.
Не бездарный Сальери, не «Гений и злодейство — две вещи несовместные…», а трагедия одного и другого… Сальери — гениальный убийца. И так далее. Я слышала, что вы не хотели играть Моцарта, а хотели — Сальери. Почему?
— Кроме того, что есть некоторое внешнее сходство с Сальери, мне близок этот человек своими переживаниями, своей трагедией. Но режиссер был против — он увидел во мне Моцарта. Может быть, он был прав — в актерской профессии интересно работать от противоположного. Чтобы не было точного попадания, а — на контрасте.
— А чувство ревности, зависти, к другому художнику оно вам знакомо?
— Абсолютно. Это естественно. Мало, кто этого не испытывает.
— «Я так не смогу». Бывает?
— Конечно, бывает, и я никогда этого не боялся.
— Какой у вас Моцарт? Легкий? Порхающий?
— Помните фильм Формана «Амадеус»? Да, легкий, все так, но… он же написал «Реквием» при этом! Значит, может быть, это была внешняя легкость… Я не ставил себе задачу играть веселого, легкого Моцарта… Я, честно говоря, не думал об этом. Все чувства я все равно пропускаю через себя.
— А вообще сыграть драматическую роль было интересно?
— Попробовать было интересно. Вот смогу ли я заговорить на сцене? Это психологически непросто для артиста балета — заговорить. Процесс был интересен. Я все-таки в танце лучше себя чувствую. Пока еще есть возможность танцевать и пока ты соответствуешь той пластике, которая должна проявляться на сцене, надо танцевать, но пробовать-то хочется…
— А где вам особенно хорошо? Во Франции, в Америке?
— Там, где есть работа. Ведь можно и в Париже тоскливо сидеть без работы. Но и в Питере я долго находиться не могу. Нужно отсюда выезжать и потом приезжать. Дом у меня здесь.
— Как-то не хочется об этом говорить, но срок способности танцевать на сцене ограничен, не правда ли? И что потом?
— Человек может двигаться столько, сколько он сам хочет этого. Просто будут меняться формы. Вот он уже не танцует классику, но просто ходит — и это танец. Знаете, есть один японский актер, ему 92 года, и он замечательно двигается на сцене. Станиславский сказал: «Чем больше артист, тем дольше пауза…»
— А может, стать хореографом?