— Кого я обманываю? — прошептала я.

Сегодня во всех мексиканских ресторанах города будут готовить менудо.

— Этого недостаточно, — зло сказала я.

— Расскажи мне о Габриеле.

Я вспомнила, как Габриель зажимал мне рот тряпкой, пропитанной какой-то гадостью, и попыталась нарисовать картинку.

— Сильный, около ста восьмидесяти пяти, правша…

— Ты не говоришь о том, что действительно важно.

— Жизни, которые он отнимает, ничего не значат для него, жертвы — лишь действующие лица его спектакля, они начинают жить только после того, как он их создал.

— Но не его мать.

Одной только мысли было достаточно, чтобы каждый нерв в моем теле натянулся струной. Господи, он перерезал горло собственной матери.

— Нет, с ней было по-другому.

— Как?

— Она была для него живой, настоящей.

— Тогда зачем он ее убил?

— Не знаю.

— В приступе гнева?

Нет. Я не заметила в поведении Габриеля ничего, напоминающего гнев.

— Он спасал ее.

— От чего?

— От самой себя, от воображаемых преступлений или реальных, одному Богу известно.