— Прошу, скажите, о чем, собственно, речь? — спросила она, хлопнув ладонью по подлокотнику кресла.

— Судя по всему, Томашевского убили. — Он говорил торопливо и громко, почти кричал.

Ей показалось, что прошло ужасно много времени, прежде чем она сумела понять смысл его слов. И почему-то ей привиделся оросительный канал, по которому вода из колодца лениво и нехотя течет на поля.

— А я-то тут при чем? — машинально спросила она. Потом поняла, что отреагировала довольно неосторожно, и, чтобы он не заметил, продолжала: — Как это… вначале выяснилось, что он бросился с лесов, так ведь? Вы сами мне это сказали. И, видит Бог, у него были для того причины!

— Да, вы правы. Но все говорит о том, что его с лесов столкнули.

Она закурила, оставив его реплику без комментариев. «Говори, говори, — подумала она, — ты ничего мне не докажешь, я начеку. Это было идеальное убийство, и таким оно останется!»

Манхардт явно пытался зайти с другого бока. Выудив в кармане старый билет тотализатора, скрутил его в комочек и лишь потом продолжил:

— Преступник нам уже известен. Это Гюнтер Фойерхан!

Она словно на пулю нарвалась. Только предельным усилием воли сдержала вопль, который сразу бы ее выдал. «Конец, — подумала она, — они добрались до меня!» Комната завертелась перед глазами, несколько секунд ей казалось, что она сидит на карусели. Сузанна вся вспотела, словно ее вдруг втолкнули в сауну. Нет, ей все это только снится, она сидит в театральном кресле и ее волнует спектакль… «Теперь мне нужно что-нибудь сказать… сказать… или все станет похоже на признание? Если остаться спокойной и сохранить ясность мысли, ничего не случится, этот идиот только блефует».

— Фойерхан? — Она пронзительно расхохоталась. — Но он же… Он был заперт у Томашевского! — Она едва сдержалась, чтобы не сказать: все время.

Манхардт кивнул.

— Это верно. Был, по крайней мере некоторое время. «Какой мерзавец! — подумала она. — Теперь он отомстит. Теперь он меня мысленно изнасилует. Видит, как я страдаю, и оттого испытывает такое наслаждение, словно лежит на мне».

— Не понимаю, что вы хотите сказать.

— Вы навестили Фойерхана и дали ему ключи, так что он мог выйти из подвала и убить Томашевского.

Она вскочила, накинулась на комиссара и схватила его за лацканы пиджака.

— Вы что, с ума сошли? Это… Это безумие! Я буду на вас жаловаться! Да я вас уничтожу! И постараюсь, чтобы вы сами угодили в яму, которую мне роете. Вы недооцениваете мои возможности! Требую немедленно взять назад ваше утверждение и извиниться! Это… Это чудовищно! Неслыханно! Я буду говорить с вашим начальством! — Все это она выдала на одном дыхании, ей казалось, что вся квартира вокруг нее вот-вот взорвется. Осколки свистели у виска, кратеры разверзлись. — Вы садист, вы… — И тут ее покинули силы, она покачнулась и упала в кресло.

«Это только сон, страшный сон. Сейчас я проснусь. Захочу — и проснусь!»

Манхардт прошел рядом, но она его не заметила, словно он испарился, исчез в прихожей. Как призрак… «Ну вот! Его тут и не было; все только галлюцинации». Она подняла голову.

Манхардт вернулся с коньяком. Она хлопнула его залпом. «Нужно сосредоточиться, — вертелось у нее в голове. — Нужно быть твердой и хладнокровно его поставить на место».

— Мне очень жаль, — сказал Манхардт. Она попыталась насмешливо улыбнуться.