— Так может, вы того? — неоднозначно осведомился полицейский. — Знаете, может, где он живет?

— Я знаю, знаю, мы вызовем такси, — успокоила его девушка. — Спасибо вам большое, что помогли его поднять.

— Вы теперь главное удержите, — ответили ей.

Машина с мрачными стражами уехала.

Девушка, пошатываясь вместе с Никасом, довела его до автобусной остановки и усадила на скамейку. Вызвала такси. Пока оно не приехало, Ольга сидела с ним в обнимку, время от времени смахивая набежавшую слезу.

Она довезла его до дому и за отдельную плату наняла таксиста дотащить взмыкивающего работника культуры до квартиры. Покопавшись в его карманах, нашла ключи, и Никас, наконец, оказался дома. Ольга раздела и уложила его на диван, потом умыла и приложила лед к синякам. Пробыла с ним до утра, задремав рядом. И ушла в шесть тридцать, оставив Аркасу поцелуй, о котором он так никогда и не узнал.

Никас лежал на диване, пребывая в замешательстве человека, давно не сталкивающегося с пространственно-временной магией алкоголя. Голова болела умеренно, но Никас знал, что когда тебе тридцать четыре, похмелье становиться коварной штукой. Ты просыпаешься на утро и думаешь, что все в порядке. Ровно до того момента, как встанешь на ноги. Нужно было полежать и проверить наверняка.

Никас стал строить гипотезы касающиеся своего возвращения домой. Он помнил почти все вплоть до удара в челюсть. Может быть, его нашел кто-то из коллег? Размышляя, Никас зевал перегаром, ворочался, и с отвращением водил по зубам языком.

Кто-то сунул ему в руку стакан с водой.

— Спасибо.

Никас жадно выхлебал воду. На секунду ему показалось, что от нее пахнет туалетным освежителем.

— Голова болит?

— Нет, не слишком… О, господи ты боже мой!

— Не ори… Я гово… Да не ори же ты! Заткнись, трусливая козявка! Жалкий плаксивый алкоголик!

Девел схватил извивающегося Аркаса могучими руками и потряс как куклу. Никас екнул и прикусил язык. Жалобно поскуливая, он совиными глазами глядел на винтовые рога, на которых весели гирлянды из игральных костей. Лицо Девела было мраморным, состоящим из подвижных частей. Они быстро переворачивались, собирая черты в выражение гнева и недовольства.

— По-твоему я должен отпуск взять, чтобы дождаться пока ты соизволишь явиться?! — проревел кошмар Никаса. — Бабочка на износ работала, чтобы уберечь тебя, инфантильный бездарь, от беды! Тебя могли убить дважды!

На правый рог село упомянутое насекомое. Она выглядела измотанной.

— Ей проще устроить землетрясение за тысячи километров отсюда, чем контролировать удачные обстоятельства для такого червя как ты!

Девел отпустил Никаса и выпустил пар из подрагивающих звериных ушей. Человек непроизвольно начал оседать, на подламывающихся ногах. Его взгляду открылась широкая грудь покрытая сусальным золотом. Оно местами отслаивалось, и тогда было видно просветы какой-то картины, написанной маслом. Можно было различить извивающиеся в наслаждении тела. Ниже шли лохмотья дорогих тканей, ржавые слитки драгоценных металлов и рубины, покрытые грязью. А вместе с тем карты, закрытые шкатулки и коробочки. Маленькие колеса. Они были оплетены щетинистой нитью, и висели на бедрах Девела как нечистая паутина человеческих стремлений. На ногах были штаны, сшитые из козлиного войлока. Никас посмотрел еще ниже, ожидая увидеть копыта. Копыт не было. Были женские ступни, в туфлях на высоких каблуках. Красных.

— Мне нужны мои таблетки, — сказал Никас, и сделал попытку отползти в сторону.