— Вы, товарищ Орджоникидзе, упускаете сказанное мной в самом начале! Я чекист, пусть и бывший. Как я могу благодушно относиться к человеку, который что-то знает о миллионах нелегальных винтовок и не желает этим знанием поделиться? Только как к врагу! Ножи, между прочим, всплыли на НАШЕЙ территории, а численность всей РККА до миллиона никак не дотягивает! Вы, товарищ Орджоникидзе, отдаете себе отчет в том, кого защищаете? А также в возможных последствиях вашего благодушия? И не надо мне тыкать минометами! Мы приостановили работы ровно на той стадии, чтобы быть не хуже буржуазных армий, а для крупнокалиберных минометов мощности пороховых заводов все равно не хватит! Чертежи этих систем готовы, а отработка опытных образцов займет явно меньше времени, чем строительство заводов! Направить все усилия на разработку гораздо более нужных моторов я считаю правильным решением. А Любимова нужно арестовать и получить от него всю информацию. Это несопоставимо важнее всех его конструкторских достижений!

Сталин, мягко ступая, прошел на свое место и, садясь, пристукнул трубкой по столу, одним этим движением привлекая внимание и прекращая пререкания Орджоникидзе и Берия.

— Очень плохо, что руководство НКТП и ГУ БД не смогло прийти к единому мнению в вопросе центрального КБ дизелей. Надо работать дружно. Вы, товарищ Орджоникидзе, заботясь об индустриализации, слишком легкомысленно относитесь к вопросам государственной безопасности. А вы, товарищ Берия, наоборот, находясь на организаторской работе, считаете себя чекистом. Учтите это на будущее, товарищи. Что касается ЦКБД, то направьте ко мне товарища Бриллинга для беседы, согласуйте время с товарищем Поскребышевым. Товарищ Любимов, когда вернется из отпуска, пусть тоже позвонит. Хочу с ним поговорить лично. Тогда и вернемся к вопросу о кандидатуре на пост руководителя центрального КБ. Видимо, все же придется Любимова отстранить от работы, очень она для нас важна, рисковать в этом вопросе мы не можем. Арестовывать его пока преждевременно, но продолжайте держать дело под контролем. Если бы ваши, товарищ Берия, опасения имели реальную почву, мы бы уже имели мятеж или что-то подобное. Как я понял из ваших слов, товарищ Любимов патриот и видит основную угрозу как внешнее вторжение и действует исходя из этого. Говоря о советской власти, как наилучшей для войны, он не стал бы от нас скрывать, если бы что-то угрожало ее свержению. Проработайте вопрос так, чтобы снятие товарища Любимова не обернулось для нас потерей хорошего конструктора. Интересы его весьма разносторонни, направьте его на другую работу, не столь важную, подберите достаточно сложное задание, чтобы он мог принять его как вызов своему таланту. Пусть считает отстранение от дел повышением. Есть соображения на этот счет?

— Товарищ Сталин, сам Любимов уже давно настаивает на разработке полноприводных машин, хотя бы как шасси для броневиков. А также он говорил о необходимости постройки легковых автомобилей правительственного класса, в том числе бронированных. Считаю, что эта работа как раз ему подойдет. В то же время, для нас она не настолько важна, как дизеля, а при успехе может дать значительную выгоду, — подумав, проговорил Берия.

— Хорошо, товарищи. Примем это пока как предварительное решение, до тех пор, пока я не переговорю с конструкторами. Но подготовку к его проведению начинайте уже сейчас. Надеюсь, товарищ Орджоникидзе, на заседании Совнаркома мы выступим с вами единым фронтом по этому вопросу?

— Да, товарищ Сталин. Такое решение меня, как наркома тяжелой промышленности, устраивает.

— Обращаю ваше внимание, — вождь поочередно посмотрел на каждого, — что разглашать подозрения в отношении Любимова не нужно. Это может повредить делу при любом его повороте. Вы можете быть свободны, товарищи.

Примечания