— Как Робера де Майеле вас разыскивают за убийство графа Берга, — он сделал многозначительную паузу, глядя на меня с легкой усмешкой. — Вдобавок наши специалисты по французскому королевству упоминали имя некоего Робера де Армуаза, давнего ненавистника Англии. Разумеется, вас с тем господином ничего не связывает… во всяком случае, пока.

— И на том спасибо, — буркнул я, виконт де Пассе пропустил мои слова мимо ушей.

— Решение графа де Берлара непреложно: вы останетесь живы. К тому же, учитывая ваш достойный жизненный опыт, вам поручается набор роты…, - он помялся, подбирая слово, — затем продолжил:

— В условиях войны, которую мы начнем, очень часто нам будут требоваться добровольцы, вызвавшиеся на опасное дело. Этакие сорвиголовы. Собственно, для того ваша рота и предназначена.

— Командир штрафной роты, — криво усмехнулся я.

Виконт де Пассе вновь сделал вид, что не расслышал моих слов.

— Во славу Господа нашего вам предстоит использовать свои навыки и умения в полной степени. Даю слово, едва лишь мы прибудем на место, как вы сами убедитесь, что сражаетесь на правой стороне.

Глядя мне прямо в глаза он спросил:

— Если у вас нет возражений по существу, приступайте к приему роты.

Я цинично улыбнулся:

— Надеюсь, оплата будет достойной?

— Вы не будете разочарованы, — заметил виконт. — Но у нас мало времени, а потому — к делу!

Опустилась ночь, и лагерь заснул. Где-то на другом конце поля уныло брехали собаки, над головой протяжно ухала ночная птаха, и никак не могла угомониться. Мерно прохаживались часовые, у входа в палатку похрапывал Адам. Я же ворочался с боку на бок, пытаясь осмыслить происшедшее. Ну и денек, из осужденного на смерть прихотью магистра ордена я произведен в командиры штрафной роты! Может это и не то место, какое я желал бы занять, но и выбирать мне особенно было не из чего. Так что же, жизнь налаживается?

Другой я, намного хуже и гораздо менее доверчивей, тот, что таится внутри и проявляется лишь в подобные минуты сомнений и раздумий, резонно заметил:

— Нет, брат, от твоего помилования так и тянет протухшим душком. Симпатия у магистра к тебе возникла… где же он раньше был со своими благодеяниями? Это же вельможа, он искренне считает, что все нижестоящие ему по гроб жизни обязаны. Мало ли кто его спас, быть может я специально это проделал, чтобы втереться в доверие! Прием-то весьма нехитрый, и матерому волку вроде графа де Берлара вряд ли неизвестный. В жизни ни поверю, что у подобного человека шелохнулось бы в душе нечто сентиментальное.

Я поджал губы. Благородно прощать опасного противника слишком уж по-рыцарски, в жизни такая глупость встречается намного реже, чем в песнях трубадуров. Не проще ли предположить, что помиловав меня магистр де Берлар одним выстрелом убивает двух зайцев: заполучает специалиста по тайным войнам, какой возглавит штрафную роту, вдобавок за мною будут следить, чтобы выявить контакты и вскрыть всю шпионскую сеть, если та имеется!

Я подскочил на лежанке, громко упомянув архангелов Варахиила, Салафиила и Иеремиила, не путать последнего с Иегудиилом, во всем богатстве и многообразии их взаимоотношений, какое только смог вообразить (сказывается общение с грязными матерщинниками-британцами, ох сказывается). Слуга немедленно всунул голову в палатку, сонно тараща закрывающиеся глаза, я отмахнулся, и тот исчез.

Ну конечно же! Магистр и на секунду не поверил, будто бы я попал в Барнстапл случайно! А потому как бы невзначай дал понять заславшему меня противнику, кем бы тот ни был, что собранное войско готовится выступать не во Францию, и не в коем случае не во Францию! а вовсе для захвата британского престола. Хотя и это страшная тайна, и за ее разглашение меня тут же бросят льву на растерзание.

Узнай магистр, что мне известно, куда на деле отправится флот, не сносить бы Роберу головы. А пока что мне ничего не угрожало, вот только времени у меня осталось все меньше и меньше. Совсем скоро корабли ордена выйдут в море, и я должен был успеть исчезнуть из Барнстапла до того, если только не планировал отправиться в плавание через всю Атлантику. Незаметно для себя я заснул, а когда открыл глаза, меня теребил за плечо унылый человек с верблюжьим лицом.

— Проснитесь, да проснитесь же ваша милость, — назойливо бубнил он.