Филиппа подлила ему еще вина. Илону оно нравилось, он уже много лет такого не пил.

– Я вижу это вблизи на протяжении уже двадцати четырех лет и повторяю, что в этом нет ничего радостного, – продолжал Илон, расслабившись, – и что жизнь возвращается неохотно, со скрипом. Каждый год я боюсь: вдруг на этот раз не удастся, вдруг наступит конец, и тем не менее двадцать четыре раза я видел, что это происходит на самом деле. Вы тоже испытываете странное чувство оцепенения, у вас тоже мурашки бегут по коже? Я думаю, у всех так… Всех людей на свете охватывает сомнение: а вдруг на этот раз не получится? Ведь это чудо, а чудо имеет право быть капризным и может не повториться. Но все удается. Хотя, в сущности, до сих пор никто не знает, как это происходит.

После вина, к которому он не привык, Илон почувствовал прилив безотчетной сентиментальности, и глаза его наполнились слезами. Смутившись горячей волны чувств, он вздохнул. Оперся о стол и хотел было встать, чтобы пойти спать, но Филиппа неожиданно накрыла ладонью его руку и шепнула:

– Посидите с нами.

Илон вдруг понял, что что-то не так. Почувствовал, что эти две женщины чего-то от него хотят и что вот-вот наступит момент, когда он узнает, в чем дело, хотя не готов к этому. Ему захотелось уйти.

– Я не должен с вами обсуждать такие вещи, это нездоровый интерес. Таков порядок нашего мира, другого не будет.

– Возможен и другой порядок, – тихо отозвалась Филиппа.

Он взял со стол свои очки и встал. Ореста встала перед ним:

– Илон, у нас есть идея – отдать его обратно, туда, откуда он взялся.

Илон не понял, что она говорит.

– У кого это «у нас»?

– Спокойно, – сказала Филиппа. – Спокойно, Илон, мы маленькая организация, группа…

Постепенно до него дошел смысл ее слов. Илон почувствовал, как кровь приливает к лицу, как оно краснеет. Его организм начал готовиться к какой-то воображаемой борьбе, мысли разбежались в стороны, и он не мог их собрать.

– Те, что унаследовали протест? – помолчав, спросил он иронически. Это была единственная реакция, на какую он был способен. Сарказм. Он почувствовал, что его обманули, предали.

– Мы действуем, руководствуясь разумом и сердцем, – сказала Филиппа, пристально глядя ему в глаза.

У Илона перед глазами возникли ядовито-красные обложки брошюрок Оресты.

– Это ты дуришь ей голову! – воскликнул он, схватил Филиппу за плечи и потряс; она не сопротивлялась, словно кукла, маленькая, хрупкая. С грохотом упал стул. – Ты заворожила мою дочь, чтобы добраться до меня, чтобы подговорить ее на преступление.

– Успокойся, Илон. Это не преступление, это обычное сочувствие к другому человеку.

Илон отпустил ее.

– Он не человек, он больше, чем человек. Таков порядок вещей, – сказал Илон, дрожа от возмущения. – Весь мир основан на этом порядке. Он бессмертен, его смерть не окончательна, это факт. Без него воцарился бы хаос. Так уже однажды случилось, никто не хочет, чтобы те времена вернулись. Нужно чем-то жертвовать, чтобы жить спокойно.