Марина

Боже, мне кажется, время остановилось. Руки Матвея торопливым движением тянут вверх мою кофточку, при этом сминая кожу и порождая под ней тепловые сполохи. Мое тело настолько истосковалось по нему, что горит каждый миллиметр в потребности ощутить прикосновения везде, где только можно. Спина, ключицы, ребра, живот… Жадные ладони мнут, гладят, грубо ласкают, а я подставляю себя под эти быстрые прикосновения, как жаждущий под струю воды.

Цепляю край его футболки, чтобы уже через секунду, отбросив мешающую преграду куда подальше, прижать ладони к стальной груди. Несдержанно стону. Вот оно… То, чего мне так не хватало – чувствовать его, слышать рваное дыхание на ухо, остервенелое биение сердца. Скольжу ладонями вниз по крепкому животу, наслаждаясь тем, как под пальцами бегут искры.

Матвей рывком укладывает меня на диван, при этом успев сбросить с него рукой сумку с вещами.

- Риии, - нетерпеливо выдыхает, гладя меня дрожащими ладонями, - Моя Ри!

А я смотрю на него снизу затуманенным взглядом, и сама не могу поверить, что все это происходит. Джинсы в секунду оказываются на полу, на трусики у Кешнова терпения не хватает. Ровно, как и у меня. Мне нужен он сейчас. Скорее. Глубоко внутри, чтобы заполнить всю ту пустоту, что бушевала последние недели.

Расстегнув собственные джинсы и спустив боксеры, Матвей сдвигает мое белье в сторону. С нашим обоюдным стоном проникает в меня сразу так глубоко, что измученное ожиданием тело выгибает дугой. Ногти впиваются в обивку дивана, а плоть внизу благодарно ноет, впитывая его в себя, как иссушенная пустыня.

- Наконец-то… - доносится хрипло на ухо, - я дома. - Острые зубы таким необходимым жестом впиваются мне в шею в тот момент, когда я обхватываю широкую спину руками. Твердые мышцы бугрятся под пальцами, пока я с наслаждением ощупываю острые лопатки, веду по позвоночнику.

Боже, да… Зубы сменяются языком и губами, прокладывающими влажные дорожки по моей скуле ко рту, и всасываются в него. Матвей целует по-хозяйски, не церемонясь и не тратя время на слова. А они сейчас и не нужны. За него говорят свершенные поступки последние дни. А конкретно в данный момент то, с какой силой и потребностью Кешнов вонзается в меня, растягивая до темных кругов перед глазами, как лихорадочно беспощадная рука гладит мое плечо, грудь, через тонкую кружевную ткань лифчика.

Эта алчность, одержимость друг другом в каждом тяжелом вдохе и кислороде, поделенном на двоих, не дает нам никаких шансов сделать это воссоединение долгим. Хватает всего нескольких минут, чтобы, не разлепляя губ, вместе кончить.

Матвей обессиленно роняет голову мне на плечо, а потом я чувствую прикосновение любимых губ к коже.

- Это только начало, Рина, не надейся, что сегодня выспишься.

Губы сами растягиваются в улыбке.

- Серьезно? А я думала уже все. Бой проигран.

Хохотнув, Матвей поднимает на меня лицо, и я понимаю, что не могу перестать смотреть в синие как небо глаза. Морщинки вокруг не разгладились, но теперь у них другая тональность. Они не несут в себе усталость. Только мою любимую хитрецу и вальяжное самодовольство.

- Это был только первый раунд, Ри. У тебя есть время на отдых, пока мы будем ехать домой. И то не факт, что в машине ты еще раз не кончишь!

Толкнувшись во мне еще раз, Кешнов встает, натягивает штаны и помогает мне собраться.

Матвей оказался прав. Когда мы, собрав вещи, выходим на улицу, около моего подъезда уже поджидает какая-то девица. Завидев нас, она срывается с места и, тыча мне в лицо портативным диктофоном, начинает засыпать вопросами:

- Марина, Вы можете ответить на несколько вопросов?

Начинается! Как оперативно сработано-то. Статье всего пару часов, а журналисты уже тут как тут.