— Коли чист — бояться не пристало, — ласково сказал Андрей Иванович. — А то прям как детята малые… Я что — с рогами? Тьфу… Пусть не дрожат — не с розыском я, а по службе государевой. Веди гостевать — чего мы тут растопырились посередь двора…

Покуда размещали команду, Андрей Иванович в сопровождении Зотова бегло осмотрел хозяйство и окрестности. Неловко ему тут было вслепую, привык старый стервятник знать, что вокруг творится, где да как лежит — на новом месте свою работу всегда начинал с изучения обстановки и осмотра местности.

Калмыки — народ кочевой, на одном месте вечно торчать не приспособлены. Русскому представительству поневоле приходится подлаживаться под местный уклад, потому волгские казак<Волгское казачье войско с центром в Дубовке (ок. Царицына). >, как никто, лучше годны для такой миссии. Регулярный армейский гарнизон, поставь его здесь, будет слеп, глух и беспомощен.

Обосновать базу по всем правилам фортификационного искусства не представлялось возможным. Вкопанные по периметру лагеря нечастые колья, перетянутые крепкими рыбацкими сетями, — импровизированный забор; небольшие юрты, рассчитанные на компактное проживание десятка ратных людей; сборно-щитовой двухкомнатный домишко полковника, служивший одновременно штабом и апартаментами для приема гостей, а также нехитрые конструкции хозяйственно-служебного профиля — все это в случае необходимости за короткое время легко сворачивалось и грузилось на повозки (кибитки).

Впрочем, несмотря на временность и походный аскетизм, в лагере было чисто, опрятно и как-то по-особенному уютно. Все при своих местах, грязь скребками вычищена, дорожки галькой отсыпаны — даже отхожее место обнесено кольями, выметено как следует и колючкой<Колючка — степное растение, издревле используемое как дезинфицирующее средство. > выложено. Воины хоть и со вчерашним бражным перегаром, но бодры, дисциплинированны и расторопны, морды круглые и сытые. И что самое приятное и удивительное для такого своевольного люду, как казаки: все стрижены, стираны и опрятны.

Особенно бросался в глаза этот необычный походный уют в сравнении с беспорядком, царившим в расположившейся неподалеку Ставке.

— Ага! — как будто чему-то обрадовался Андрей Иванович, поднявшись на шаткую сторожевую вышку, сколоченную из прочных жердей, сушенных еще с осени. Потеснив застывшего соляным столбом казачину, несущего службу на вышке, посунулся за перильца, приложил ладошку к бровям и, хищно втягивая ноздрями сырой гниловатый воздух, приправленный каким-то специфическим смрадом, с любопытством принялся всматриваться в детали окружающего ландшафта.

Пейзаж был мрачным и в общем-то в какой-то степени сродственным жизненному кредо Великого инквизитора. Единственное, что радовало глаз, — огромный парчовый шатер золотистого цвета в центре ханского куреня и опрятные шатры поменьше, что созвездием окаймляли господские апартаменты.

Все остальное — серо, скудно, неприглядно. В непролазной весенней грязи, среди куч мусора и нечистот, торчали сиротливо серые юрты челяди, вразброд, под открытым небом, жались друг к другу привязанные к кольям тощие верблюды и понурые лошади. Людей видно не было, и вообще создавалось впечатление, что Ставка вымерла, — ни единого дымка, несмотря на достаточно поздний для степняков час, ни детского смеха, ни обычного гомона служилой челяди…

— Вот срань-то, прости господи, — не сдержавшись, проронил привыкший ко всему Ушаков, собственноручно удавивший на своем веку не один десяток людишек.

"Понятен стал смрад, наносимый временами ветерком со стороны роскошного шатра…

Вдоль дороги в центр Ставки торчали колья, на которых нелепыми изваяниями корчились десятка три окаменевших трупов. Чуть далее от центра, вдоль дороги же, возвышались несколько наспех сколоченных виселиц. На каждой в петлях болталось по паре вытянутых тел, тихонько раскачиваемых ветерком.

Рядом с виселицами были копаны неглубокие траншеи, в которых покоилось нечто, издали похожее на кучи грязного серого тряпья. В этих кучах с веселым урчанием возились жирные собаки, неторопливо выгрызая из тряпья нечто для себя особенно вкусное…

По поводу ситуации в Ставке Андрея Ивановича в общих чертах просветили еще в Астрахани. Хан божьей волей помре, буквально на днях, перед смертью преемником назначил десятилетнего сына своего от черкешенки Джан — Рандула.

И тотчас же в степном царстве рухнул устоявшийся за последние несколько лет миропорядок. Буквально с первого дня после похорон своего грозного мужа вдова вовсю принялась озоровать: сколотила коалицию, отчасти узурпировала ханскую власть и занялась междоусобной возней с князьями-конкурентами, которые имеют определенные шансы занять престол. Людишек гробит почем зря, страху, нагоняет на родственников. Императорскому двору сейчас не до окраин, когда это кончится — одному черту известно…

— Ага! — повторился Великий инквизитор, осторожно спускаясь по ходившей ходуном лестнице. — Ага…

Правильно — императорскому двору сейчас не до окраин. В императорском дворе сейчас такая неразбериха, что ни в сказке сказать, ни пером описать! На очереди новая переворотная дива Лизавета, которая печется лишь о нарядах своих да о сладком времяпровождении — когда-то руки дойдут разгребать проблемы имперского центра, не то что каких-то окраин…

А коли в центре такой бедлам, окраинам сам бог велел веселиться по своему произволу. Хаос — первый признак безвременья и безвластия. В таком беспорядке всегда хорошо работается авантюристам и проходимцам. Любая пакость гораздо легче осуществима там, где имеет место разброд и шатание, нежели в условиях каких бы то ни было системы и порядка…

В завершение рекогносцировки Ушаков приглашен был полковником в баньку. Гостей ждали, топили с рассвета, пожалуйте на первый пар..

— Да откудова у вас тут баня? — удивился Андрей Иванович, с недоумением воззрившись на полковника. — Никак в какой юрте приспособили? А коли так — то смех, а не баня! Больно хлипка юрта для держания жару…