В общем: очнулся, понюхал, послушал…
Путы на конечностях, тряпка на голове, верблюд — очевидно, двугорбый и слегка некормленый, — Бо сопит рядом. Голововерчения после цветного коллапса, как уже упоминалось выше, отчего-то не было, как, впрочем, и тяжести в мышцах.
А еще — вокруг просыпалась степь…
Ноздри мои жадно втягивали просачивающийся сквозь тряпку сложный аромат омытых росой трав, слух ласкала беззаботная перекличка каких-то неведомых голосистых птах. Прелесть!
Это хорошо, что мы угодили в передрягу в начале июня — в это время в степи очень даже недурственно, если не брать в расчет самый разгар гона у скорпионов, фаланг и всяких прочих степногадов. Бо сказал, что уже через месяц травы будут выжжены солнцем, над степью зависнет беспощадный зной, убивающий все живое, а к поселкам вплотную подступят пыльные бури.
Да, кстати, — передряга! Несколько придя в себя, я решил привести мысли в порядок и на скорую руку принялся анализировать: а что же все-таки послужило причиной нашего теперешнего бедственного положения?
Свадьба — вот отправной пункт. До свадьбы все было более-менее сносно: мы с Бо вели себя прилично, никого не задевали, гуляли себе, как полагается нормальным туристам. А инцидент с монахами приключился именно на свадьбе…
— Будет тебе экзотика — не хуже верблюдов, — пообещал Бо вскоре после приезда. — Прям на месте, не выезжая из города. Погуляешь на настоящей калмыцкой свадьбе!
Однако, не желая обижать Бо, сообщу вам по секрету: свадьба оказалась суррогатом.
Дядя Бо (младший брат матери) выдавал замуж вполне самостоятельную и современную дочь — преподавателя автодорожного техникума. Жених вообще был нашим с Бо общим коллегой: капитаном внутренних войск, проходившим службу в отдельном батальоне, приткнувшемся где-то на Астраханском выезде.
Никаких шатров, старинных плясок и национальных одежд. Железобетонная столовая швейной фабрики, что на краю города, аппаратура “Sony” с последними хитами MTV, тамада в мини-юбке, с микрофоном и дипломом филолога, гости в европейских костюмах, и никаких тебе намеков на архи (это такая молочная водка — я в книге читал) и целиком зажаренного на костре барашка. Вездесущий “Кристалл” вперемежку с болгарскими винами, ставропольские колбасы, цимлянские рыбные копчености, свадебный торт из Волгограда…
А из всей экзотики, что была представлена, мне запомнилось следующее: красивая песня про степь на калмыцком языке, профессионально исполненная хмурой маленькой мадам в костюме от Валентине, калмыцкая девушка Саглара, волею случая оказавшаяся за столом со мной рядом, и… ну да — и те самые монахи числом семь.
— Внедрение проходит успешно, — возбужденно сообщил я Бо ближе к вечеру, получше познакомившись со своей соседкой по столу и отчетливо почуяв ее женскую приязнь, невольно пробивавшуюся сквозь горделивое обличье. — Дама работает в Биде (этак местные товарищи обзывают администрацию — тамошний Белый дом). Может оказаться очень полезной. Хотя на вид неприступна — как скала.
— Двоюродная сестра жениха, — буркнул Бо и, лениво зевнув, предупредил: — Разведена, на выданье. Ты поосторожнее — женят, пукнуть не успеешь. Или в степь вывезут и оставят. А еще хуже — шпионка окажется. Из Биде же. Тогда весь план п…дой накроется.
— Понял, — по-своему интерпретировал я высказывание боевого брата. — Завидки берут?
— Я тебя предупредил, — благодушно рыгнул Бо. — Так что иди и подумай, бычий фуй. Если что — я рядом…
А свадьба между тем проистекала по обычному сценарию, как две капли воды похожему на сюжет любого масштабного застолья на земле Российской — не углядел я там национальной изюминки, каковой стращал меня Бо. Отличная закусь, нормальное выпиво, люди всякие вперемежку — солидные откормленные товарищи в хороших костюмах и бедные сельские родственники в ярких рубахах начала 80-х, более шумные и непосредственные. Перекрывающие общий гул вкупе с музыкой микрофонные вопли тамады, духота, напоенная винными парами, звон бокалов, поздравления, тосты — в общем, все как положено.
Часикам к одиннадцати все уже изрядно набрались, и моя неприступная администраторша несколько поутратила свой чопорный вид: раскраснелась, похорошела, в глазках чертенята запрыгали. И… вспотела. Жарко в зале, народу — куча, через каждые десять минут все ударно пляшут под “Беламор” младшенького Иглесиаса, дабы утрамбовать желудок для очередных поступлений. А я тоже от публики не отставал, дав себе слово в последующие три дня выезжать в степь на джипе и бегать до одурения, дабы сохранить форму. И разумеется, как и у каждого здорового мужика, моя пьяная мошонка сладко сжималась от близости двадцатипятилетней степной феи, общение с которой могло закончиться чем угодно.
Улучив наконец момент, когда заводного Иглесичьего сынулю сменил задумчивый Стинг (видимо, пьяный диджей с диском обмишулился), я резво потащил свою соседку танцевать. С волнением изрядным обнял хрупкий стан, вежливо прижал к себе и принялся усиленно ее… нюхать.
Чего это я, спрашивается? Думаете, ваш покорный слуга обонятельный маньяк? Да нисколечко! Это все отвязный хулиган Бо, чтоб ему пусто было.