В определенном смысле, Источники Истин были просто еще одним индексным пространством. Сотни тысяч видов специализированных выборов содержимого библиотеки были доступны здесь в аналоговом виде — и Ятима поднимался на Эволюционное Дерево, колесил по Периодический Таблице, шел по подобным проспектам Линиям Жизни для историй флешеров, глейснеров, и граждан полисов. Половиной мегатау ранее, он плавал по Эукариотической Клетке; каждый белок, каждый нуклеотид, углевод дрейфующий через цитоплазму имел широковещательные метки со ссылками на всю библиотеку, чтобы ответить на любой вопрос о молекуле.

В Источниках Истины, все-же, метки были не просто ссылками; они включили полные утверждения конкретных определений, аксиом, или теорем объективно представленные. Источники были замкнутыми: каждый математический результат, который флешеры и их потомки когда-либо доказали, находился в одном месте. Библиотечные комментарии были весьма полезными — но и сами истиной были полностью здесь.

Светящийся объект погруженный в пол пещеры представлял из себя толкование топологического пространства: набор точек(искр), сгруппированный в "открытые подмножества" (содержимое одной или более мембран), которые определяли как точки были подключены друг к другу — без необходимости обращаться к понятиям подобным "расстояние" или "измерение." Не достигнув чернового набора, не имея структуры вообще, это пространство было почти таким базовым какое только было возможно получить: общий предок виртуальности, каждой сущности достойный именоваться "пространством," оно было, тем не менее, экзотическим. Единственный туннель вел в пещеру, обеспечивая связь с необходимыми предшествующими концепциями, и полдюжина туннелей выходили, с небольшим уклоном "вниз" в материковую породу, преследуя различные последствия концепций. Предположим, что T — топологическое пространство… что из этого следует? Эти туннели были замощены небольшими драгоценными камнями, каждый из них транслировал промежуточный результат по пути доказательства теоремы. Каждый туннель в Источниках был построен из шагов неопровержимого доказательства; каждая теорема, тем не менее глубоко похороненная, могла быть прослежена до каждого своего исходного предположения. И для того, чтобы определить точно что означало "доказательство," каждая область математики использовала собственный набор формальных систем: комплекты аксиом, определений, и правила вычисления, вместе со специализированным словарем, нужным для того чтобы корректно обосновывать теоремы и предположения.

Когда он впервые встретил Радию в Источниках, Ятима спросил его, почему какие-нибудь не разумные программы не могут просто взять формальную систему, используемую потребителями Источников и быстро доказать все свои теоремы, обходясь без граждан в своих усилиях.

Радия ответил, "Две — легко. Три — легко. Пять — легко. Семь — легко. Одиннадцать — легко. Тринадцать — легко. Семнадцать — …"

"Стоп!"

"Если бы не было скучно, я мог бы продолжать так до Большого Сжатия и ничего не обнаружить."

"Но мы могли бы запустить несколько миллиардов программ одновременно, для поиска в различных направлениях. Это не имеет значения, если некоторые из них так и не нашли бы ничего интересного."

"Какое из различных направлениях вы бы выбрали?"

"Я не знаю." Все? "

Несколько миллиард слепых агентов не позволят вы это сделать. Предположим, у вас только одна аксиома, взятая как данность, и 10 правильных шагов, которые можно использовать для создания нового утверждения. После первого шага, у вас появится десять истин для изучения." Радия продемонстрировал ветвь дерева решений, построив его в миниатюре перед Ятимой. "После десяти шагов, у вас будет десять миллиардов, десять в десятой степени." Веер туннелей в игрушечной сокровищнице был плохо освещен — но Радия заполнил его десятью миллиардами светящихся искр, заставив каменную облицовку светится сильнее. "После двадцати шагов, у вас будет десять в двадцатой. Десять миллиардов слишком много для изучения. Как сделать правильный выбор? Или вы поделите время — распределив искры между всеми этими путями — замедляясь вплоть до полной бесполезности?" Искры распространялись вширь, свет от них убывал пропорционально — и свечение становилось малоэффективным. "Экспоненциальный рост является проклятием во всех своих формах. Вы знаете, что это почти истребило флешеров? Если бы мы были достаточно сумасшедшими, мы могли бы попробовать превратить всю планету — или даже галактику целиком — в некоторый вид машины способной сделать необходимое вычислительное усилие… но даже тогда, я сомневаюсь что мы бы достигли решения Последней Теоремы Ферма за все время оставшееся до конца вселенной."

Ятима не отступал. "Вы могли бы сделать программы более высокого уровня. Более узкой специализации. Пусть обобщают примеры, формируют гипотезы… имеют цель для доказательства.

Радия уступил, "Возможно, это может быть сделано. Некоторые флешеры пытались сделать так до Исхода — но если вы живете недолго, медленно и легко отвлекаетесь, имеет смысл посредством неразумного программного обеспечения найти залежи знаний, которых вам никогда не достигнуть до самой своей смерти. Для нас, хотя бы… Почему мы должны жертвовать удобным случаем для получения удовольствия?"

Теперь, когда он вкусил от Источников Истины, Ятима мог бы только согласиться с этим. Не было ничего в любом пространстве или библиотечном файле, любом спутниковом сигнале или образе робота, более красивого, чем математика. Он послал метку запроса, и появился путь в Теорему Гаусса-Бонне, с лазурным свечением, видимым только для него. Он медленно поплыл вниз по одному из туннелей, читая все метки из драгоценных камней попадающихся на его пути.

Познание было удивительным занятием. Он мог приказать своему экзоселфу провести всю эту сырую информацию прямо в свой разум, в мгновение он мог бы поглотить полную копию Источников Истины, подобно амебе, глотающей планету, но факты стали бы едва ли более доступными, чем они уже были, и это ничего не дало бы для увеличения его понимания. Единственная возможность понять математическую концепцию была в том, чтобы увидеть ее во множестве других контекстов, продумать через дюжину специфических примеров. Кривизна означает, что углы треугольника не могут добавляться до 180 градусов. Кривизна означает, что вы должны протягивать или уменьшать плоскость не-единообразно, чтобы завернуть ее поверхность. Кривизна не оставляет никакого место для параллельных линий — зато появляются пространства значительно большие, чем те о которых Эвклид мог когда-либо мечтать. Понимание этой идеи так тщательно сплелось со всеми другими символами в его уме, что она изменила способ которым он обо всем думал.

И все же, библиотека была полна следов прошлых искателей знаний, содержащихся в теоремах флешеров, и Ятима мог бы изучать эти следы копаясь в исходных данных, предоставляющих ему архивное понимание тысяч граждан Кониши, путешествовавших прежде по этому маршруту. Правильные конфигурация ума позволяли ему без труда нагонять всех живущих искателей знаний, которых каменная пещера когда-либо проталкивала сквозь себя еще глубже в их собственных вдохновленных направлениях… цена за получение себя, говорящего на языке математики, не намного большего чем их лоскутный клон, только и способного на то, чтобы следовать за ними тенью.

Если даже он когда-либо и хотел быть искателем в своем собственном правильном формировании и тестировать свои собственные предположения в пещере, подобно Гауссу и Эйлеру, Риманну и Леви-Сивита, деРаму и Сартану и Cartan, Радию и Бланка, теперь Ятима знал, что не было никаких кратчайших путей, никаких альтернатив для изучения первоисточника Истин. Он не мог надеяться, что двигается в оригинальном направление, по маршруту который никто до этого не выбирал, без нового не воспринять старые результаты. Только однажды он создал свою собственную карту Источников — уникально скомканную и запятнанную, разукрашенную и снабженную примечаниями — может он начал догадываться где погребена следующая богатая жила не открытой еще истины.

Ятима вернулся в саванну к домашнему пространству, играя пересечением тора полигонами, когда Иноширо послал визитную карточку; теги легли на мир, как знакомый запах на ветру. Ятима колебался — он был счастлив с тем, что есть, но затем уступил, отвечая приветственным тегом и пуская Иноширо в свое пространство

"Что это за безобразный кусок дерьма?" Иноширо посмотрел презрительно на минималистский тор. С тех пор как он начал посещать Аштон-Лаваль, он, казалось, надел на себя мантию арбитра эстетики. Все что Ятима видел в своем домашнем пространстве непрестанно извивалось, сияние проходило через весь видимый спектр, и имело фрактальное измерение по крайней мере двух точек из девяти.

"Набросок доказательства того, что тор имеет нулевую полную кривизну. Я думаю сделать это постоянным элементом".