— Ну уж нет, — взвился Сергей. — Опять все с начала?! Хватит полутонов! Слушайте, Гюнтер! Я видел в галерее Баума картину «Распятие Спасителя». Эту картину совсем недавно я держал в руках в Петербурге. Как она попала в Берлин?
— Почему вы спрашиваете об этом меня? — удивился господин Рицке.
— Вы хотите сказать, что не имеете никакого отношения к контрабанде, да?
— Контрабанде? Да, с чего вы надумали?
— Картина принадлежит Оглоблину. Насколько мне известно, в обозримое время он с ней расставаться не собирался.
— Насколько мне дано, на картину есть все документы. Данила попросил избавиться. Я послал к Бауму. Какой-то вы странный сегодня, Сергей.
«Вот, черт, — чувствуя, как зарумянились щеки, подумал Кузьмин. — Неужели и здесь попал… Оглоблин привез картину, а мне ничего не сказал. И как ему удалось получить свидетельство? Неужели в Комиссии не поняли, с чем имеют дело? Тогда Оглоблину просто повезло… Но почему же он мне-то ничего не сказал?! А почему, собственно, он должен мне что-то говорить?.. А если Гюнтер водит меня за нос? Зачем? Это же все легко проверить. Нет, он говорит правду: никакой контрабанды. А я — осел!»
— Честное слово, господин Рицке, — виновато промямлил Сергей. — Я стал жертвой обстоятельств. Примите мои извинения.
— Пустяки, — расслабившись в кресле, бросил Гюнтер. — Поднимем прочую тему. Ваши планы на после?
— У меня только один план: Вероника.
— Так все хорошо? Тогда почему вы с ней не летите?
— Куда? — спросил Сергей и потянулся за чашкой.
— Как куда?! В Париж.
— А-а-а… Вот объяснимся — можно и в Париж.
— Так вы еще не объяснились? Тогда я не понимаю вашу неторопливость.
— Но Вероника приезжает только завтра утром, — делая глоток кофе, удивился Кузьмин. — Куда торопиться?
— Нет, не нравитесь вы мне сегодня, Сергей, — покачал головой Гюнтер. — Вероника вернулась давно. А сейчас она в аэропорту. И до вылета меньше часа.
Сергей вскочил и чуть не пролил кофе на себя.
— Как в аэропорту? Почему?
Господин Рицке, русский которого неожиданно испортился от желания уложиться как можно в более короткий отрезок времени, долго втолковывал Кузьмину, как да что.