— Ага! Вот, значит, на что ты тогда намекал. А сам меня упрекал: мог бы выписаться, мог бы выписаться!
— В отличие от тебя я остался в искусстве. Только не спрашивай, на что я переключился. Я даже псевдоним взял. Не хочу, чтобы меня одновременно чистили и художники, и… Конечно, шила в мешке не утаишь. Но к тому времени я надеюсь твердо встать на ноги. А пока успехи более чем скромные. Вот если удастся одно мероприятие… Эх, ладно, не будем…
Сергей не стал выпытывать, куда переметнулся Оглоблин. Но для себя сразу решил, что тот ударился в литературу.
Они помолчали, оба внимательно, серьезно глядя на то, как ежится под солнцем Нева.
— Я думал увидеть тебя вчера, — нарушил молчание Оглоблин.
— А что вчера? А, выставили Ляпина… Я был на прошлой неделе в его мастерской, видел его работы… А тусовки… Ты же знаешь — не люблю. Да и времени нет.
— А праздно шататься время есть? Присоединяйся. Погреем кости на пару, — неожиданно предложил Оглоблин.
— У меня плавок нет, — возразил, но вяло Сергей.
— Да кому ты здесь нужен. Раздевайся.
Кузьмин разделся до трусов, которые мало чем отличались от плавок, и лег на подстилку рядом с Данилой. Вокруг копошились полуголые тела: тучные, стройные, костлявые, белые (еще), красные (уже), черные (ну, это от рождения). Взгляд Сергея выделил парочку смелых девчонок, которые загорали без топа. Вид обнаженной женской груди, смело выставленной на всеобщее обозрение (сколько он их перевидал в студенческие годы, но так и не насытился этим зрелищем), неожиданно успокоил. Данила что-то бухтел в самое ухо, солнце жаркой рукой гладило кожу до мурашек, до щекотки, глаза слипались, и вдруг пляж исчез, исчезло все, остался только чей-то голос, который ласково звал его: Сергей, Сергей, Сергей…
— Сергей, ты чего, спишь? — толкнул его в бок Оглоблин.
Кузьмин открыл глаза. Он отключился всего на несколько секунд. Девушка в красном открытом купальнике, выходящая из воды, все еще не достигла берега. Но у него осталось такое ощущение, что прошла целая жизнь.
— Знаешь, — сказал он, — а ведь ты оказался прав. Свадьбы не будет.
Домой Сергей вернулся только к вечеру. Его не очень волновало, что он не заглянул в «Монплезир». Завтра специально для босса он придумает какую-нибудь историю… Или ничего не будет придумывать — не хочется врать. Скажет, что заехал к Лере — поссорились, и работник из него вчера был бы никакой. И все это — правда.
Но босса, Назара Тимофеевича, он увидел не завтра, а сегодня. Отец Леры ждал его в своем «БМВ» возле дома. Был Назар Тимофеевич серьезен, говорить на улице отказался, так что пришлось пригласить его к себе.
— Хотите чего-нибудь? Сок, минералка? — спросил Сергей, когда босс тяжело опустился в любимое кресло хозяина квартиры.
— Знаешь, как я познакомился с матерью Лерки, — неожиданно спросил Назар Тимофеевич. Повисла короткая пауза, после которой босс продолжил: — Я достал ее с пятиметровой глубины. Она утонула. Да… Вода была холодная — начало лета. Это ее и спасло. Она пробыла под водой минуты три… Я ведь в молодости плаванием занимался. И она пожертвовала собой за то, что я спас ей жизнь… Была благодарна… Вышла за меня, родила Лерку. Вот такая история.
Назар Тимофеевич замолчал, ожидая от Сергея вопроса, но тот не издал ни звука. Вопрос пришлось задавать самому:
— Что ты не спросишь, к чему я это рассказываю?
— Я думаю, вы этим хотите мне что-то сказать.