Первая победа в научном конкурсе в средней школе. Первая ленточка на лавандовой стене. И лед, конечно же, лед. И вот теперь эта сцена. Куда же без нее. Я не должна была так резко отвечать Деккеру. Надо было немного остыть, выдохнуть. Но я ответила на эмоциях. И теперь этот момент тоже со мной. И я буду его ненавидеть.

Я шла вперед, огни дома оставались все дальше. Шум вечеринки терялся среди деревьев, и теперь я слышала только, как воет ветер, как со скрипом гнутся стволы, как скрипит снег под ногами. Я посмотрела вокруг: темные силуэты деревьев, темное небо, темные тени. Тропинка тоже уходит в темноту. Тело покрылось мурашками, я вздрогнула, но прогнала страх.

Ничего такого. Просто отсутствие света. Пустота. И эта пустота вселяла ужас. Я уставилась под ноги и зашагала быстрее, обхватив себя руками, а когда в следующий раз посмотрела вокруг, то была уже не на тропе. Я поднималась по склону холма, поросшего деревьями, к темной дороге. Это была не дорога к дому. Но я шла к ней, потому что чувствовала притяжение.

И чем дальше я шла – вправо, затем влево, – тем сильнее было притяжение. Оно росло и пробралось почти в самый центр мозга, загудело там, заменило злость и гнев, вытеснило обиду – осталось только желание идти вперед. Зуд спустился к шее, охватил плечи, достиг пальцев. Они задрожали.

Я стояла перед старым покосившимся домиком. Такие теснились по всей улице – как зубы во рту Троя. И будто материализовавшаяся мысль из тени вырисовался Трой: он стоял, прислонившись к голубой стене дома. Поманил меня одной рукой. И я пошла – отчасти потому, что он позвал меня, но в большей степени из-за того, что меня тянуло к дому.

Вся ситуация была неправильной. Здесь был Трой – непонятно почему. Здесь оказалась я – тоже непонятно почему. Понятным было только притяжение. И снова, как в госпитале, тряслись руки – эту связь я уловила безошибочно. Я подняла их, показывая Трою, и прошептала:

– Со мной что-то не так…

Трой приложил палец к губам и втащил меня на задний двор, который и назвать-то так было сложно: просто полоска травы, разделяющая две хибары. Он прижал меня к самому неосвещенному участку, навалился всем телом, взял мои руки в свои и прошептал прямо в ухо:

– С тобой все так.

Я втянула холодный ночной воздух, чтобы успокоиться, унять дрожь в руках, избавиться от зуда в мозгу. В воздухе чувствовалось что-то, какой-то запах…

– Дым! Пахнет дымом! – воскликнула я, забыв про шепот.

Трой закрыл мне рот рукой в перчатке. В доме сработали датчики дыма и завыла сигнализация.

Я укусила его. Не специально. Но его рука закрывала мне рот, в ушах выла сирена, поэтому в голове сработал щелчок: я лежу на больничной кровати с привязанными руками, меня пичкают снотворным и указывают, что делать. Указывают люди, которых я едва знаю. Невыносимо. Я не знала Троя. И не стерпела, когда он так повел себя. И укусила его.

Он вскрикнул от неожиданности и поднес руку в перчатке к глазам. Я поднялась на носочки, чтобы заглянуть в окно. Внутри дым волнами бился в стекло. Сбоку от окна виднелся кусок деревянного изголовья. Кровать. Спальня. Пальцы застучали по стеклу – такому теплому в холодной ночи.

Трой обхватил меня за талию и оттянул от окна.

– Надо уходить, – сказал он.

– Это же спальня. Вдруг там человек!

– Идем!

Трой оказался сильным. Я чувствовала по тому, как он меня держит. Я не вырвусь, пока он сам не захочет. Поэтому я сказала «хорошо», и он отпустил меня. Я взбежала по расхлябанным ступенькам заднего хода и потянула ручку двери. Ладонь пронзила острая, ослепляющая боль. Я с криком отдернула дрожащие пальцы от раскаленной металлической ручки. Через окошко было видно, как вырываются из камина языки пламени, перекидываются на шторы, взлетают к потолку. Трой что-то шептал мне на ухо, но я не слушала. Потому что я смотрела на обвитую красной ленточкой трость у дальней стены. Язык пламени дотянулся до нее, лента вспыхнула, а следом огнем взялась вся палка. Я пнула ногой горящую дверь.

– Он там! Там! Внутри! – кричала я.