— Я прихожу в палату и вижу ребенка трясущимся от страха. Это по-вашему адекватное поведение!? И как потеря памяти может быть на руку?
Врач был по-прежнему спокоен.
— Девочка проснулась и поняла, что не знает где находится и не помнит собственного имени. Да даже у взрослого будет шок в такой ситуации. А вы еще и кричать в палате начали, когда она сказала, что вас не помнит. Тем самым напугали ее еще больше. Что же насчет пользы... Она знала почему ложится на операцию? Могла хотя бы мельком услышать о диагнозе?
— Вряд ли, а что? — слова врача чуть остудили гнев.
— Подумайте, ведь если бы она даже мельком слышала и запомнила свой диагноз, то найти нужную информацию в Интернете несложно. Представьте шок девочки, когда она узнает кто она на самом деле. А так она будет жить как обычный ребенок. Если вопросы появятся, то расскажете ей, что в детстве из-за болезни ей удалили яичники. Это объяснит все странности, начиная от необходимости пить гормональные препараты и заканчивая неспособностью иметь детей. С учетом же ее возраста, любые утраченные знания и навыки восстановить будет очень легко.
Елена задумалась. В чем-то врач был прав. Гнев ушел, но остался страх.
— Могу я, наконец, ее увидеть?
—Да, конечно. Но пока только в моем присутствии.
Врач отошел в сторону, пропуская Елену в палату и вошел следом.
Когда врач вышел, я мысленно, а потом и физически вытер пот со лба. Совет Рей пришелся как нельзя вовремя. Кто бы мог подумать, что детское тело настолько сильно накрывает эмоциями. Повторный разговор с «мамой» и врачом прошел малопродуктивно. Почти на все вопросы женщины пришлось отвечать «не помню». И никакая «память прежнего владельца тела», о которой так любят писать в книгах, просыпаться не пожелала. Из разговора удалось почерпнуть немного полезной информации: имена нынешних «родителей», или уже без кавычек родителей, и пары подружек. А еще мне одиннадцать, и я шестиклассник, точнее шестиклассница. Ну и из вопросов про номер дома без номера квартиры и цвета машин папы и мамы стало ясно, что новая семья не бедствует. Вопросы врача касались в основном окружающего мира и моего самочувствия. Тут пришлось отвечать осмотрительнее, и надеяться на то, что не ляпнул чего-нибудь неизвестного одиннадцатилетним детям.
По итогам разговора мне достались крепкие объятия и обещание навестить завтра. А еще тайком от врача под моей подушкой был оставлен старенький, хотя и неплохо сохранившийся мобильник. Вот он-то и преподнес мне сюрприз.
— Так, нужно посмотреть контакты и сообщения, — бормоча про себя я достал из-под подушки телефон. На дисплее поверх заставки с цветочками светились время и дата: двадцать пятое декабря две тысячи десятого года. Телефон вовсе не был хорошо сохранившимся раритетом.
— О, до твоей смерти еще шесть лет, — довольно заявила Рей, выглядывая из-за моего плеча.
— Королева в восхищении, — пробормотал я.
Но второй раз впадать в панику мой ослабший от тревог организм отказался, и, мысленно махнув рукой на все, я улегся спать.
Следующие два дня были наполнены беседами с психологом, пытавшимся выведать у меня насколько я испугался потери памяти и что вообще помню, анализами и тщательными осмотрами. Даже томографию сделали. К вечеру третьего, после первого пробуждения, дня я более или менее смирился со своим положением, чему немало поспособствовали постоянно спящая на мне Ми и едко комментирующая почти каждое мое действие Рей. Одним своим присутствием они не давали усомниться в окружающей действительности.
На эту самую действительность я и обратил, наконец, внимание, решив хоть как-то прояснить ситуацию вокруг прежней владелицы тела. Тщательное исследование телефона ничего нового не принесло — номера родителей, с пяток детских имен, видимо, одноклассников, и ни одной смс-ки. Из услышанного краем уха обрывка разговора медсестер удалось почерпнуть больше. Что-то девочке требовалось удалить, и операция вроде была вполне рядовая, прошла успешно, но потом из-за неверно подобранной наркозной смеси это тело отказалось просыпаться, и даже попробовало то ли умереть, то ли впасть в кому. Мои родители, узнав, что случилось с их дочерью устроили знатный скандал персоналу. Как раз последствиями этого скандала и объяснялось поведение врача с медсестрой на первом осмотре. Допекли дяденьку настолько, что самочувствием пациентки, из-за которой весь сыр-бор, он даже не поинтересовался, на мое счастье. Хотя, родителей тоже можно в чем-то понять. Название больницы недвусмысленно намекало, что нахожусь я в К-ске. Единственное, чего мне не удалось узнать, так это диагноза, с которым прежняя владелица тела сюда попала.
За два дня процедур удалось более или менее привыкнуть к изменившемуся росту и телосложению. Хотя с координацией оставались некоторые проблемы. Женская физиология и раньше не являлась большим секретом, да и дверью в туалет я больше не ошибался. Хватило первого похода, когда Рей, шипя: «Твоя дверь теперь с другой картинкой!», развернула меня к нужной двери за ухо. Главные сложности были в необходимости говорить о себе в женском роде и вести себя соответственно возрасту. Приходилось постоянно следить за речью и часто задумываться. Подозреваю, что со стороны казалось, будто я изрядно туплю. Хорошо, что круг общения был ограничен: врачи, медсестры, да еще раз в день заходила Елена. Но разговора с ней так и не получалось и посидев со мной полчаса-час она уходила.
На четвертый день мне сказали, что к вечеру меня выпишут, и я со своими фамильярами решил устроить совет.
— Ну наконец-то созрел, — Рей, и в обычное время отличавшаяся повышенной язвительностью, в последнее время была «сама ласка и нежность».