— Димон, ты? Как хотишь, а я сваливаю. Тут дело швах.
— Шлюха трусливая! — Окурок встряхнул его так, что клацнули зубы. — Наши там, как мухи, а ты!..
— И пусть мрут, — отмахнулся Петька, вырываясь так, что затрещал рукав. — В гробу я видал…
— Дебил! — Окурок с размаху отвесил ему леща здоровой рукой. — Тебя Уполномоченный на столбе повесит! Собакам скормит! Он из-под земли предателей находит.
Неожиданно это подействовало. Упырь замер и прекратил вырываться. В глазах его появилось осмысленное выражение.
— Ну и че предлагаешь? — выдавил он из себя, продолжая с ужасом глядеть на хлопающие на том берегу разрывы.
— Ты же теперь старший, раз Рыжий кончился? Давай людей остановим и порядок наведем.
— Хер с тобой. Давай. Кажись, ты прав. Виктор по головке не погладит… Везде найдет. Только я… это. Не шибко умею командовать-то, — развел руками Упырь.
— А тебе и не надо. Я буду. Короче, ты временный командир «Цербера», а я твой зам. Кто у вас за связь отвечает?
— Компот. Он в тачке с Рыжим ехал. Рыб кормит…
— Ну значит, будешь ты. Бери базовую трубу и оповещай — отходим вон к той фабрике! Там перестроимся, отдышимся. А я выведу это стадо с моста, пока там живые есть.
Не то чтобы Окурку было до идей, о которых говорил Мустафа Ильясович. О чудо-городе Бога на берегу южного моря, у которого будет свой флот, атомная бомба для врагов и атомная станция для своих. Просто не хотелось становиться бродягой опять, после того, как почувствовал себя человеком.
«Череп» не полег в полном составе, как боялся Окурок, но потерял этой ночью семьдесят человек — столько людей Марат не терял уже много месяцев.
«Церберов» погибло сто двадцать с лишним — точное число своих бойцов идиот Рыжий даже не удосужился записать. Пушка трижды за час переходила из рук в руки, но враги не вывели ее из строя, не подорвали — до последнего надеялись удержать.
Поэтому, когда ее удалось отбить, она продолжила свою работу, но уже стоя на безопасном расстоянии на господствующей высоте. Белорецк ведь весь окружен горами. Всему им приходилось учиться не по книгам, а по своей шкуре. Ведь никто из них, кроме старого Мустафы, настоящей армии в глаза не видел.
Когда первоначальный бардак рассосался, штурм пошел дальше по всем правилам. Обстреляли — навалились — отгрызли еще кусочек в пол-улицы — закрепились там.
И через три дня ёбуржцы выкинули белый флаг, который Окурок, возглавлявший штурмовую группу, первым увидел в свой бинокль.
А Окурок… его по итогам той ночи произвели в атаманы. И хоть он и не дотягивал до уровня Нигматуллина, который со своими «черепами» был главным героем первой битвы, устояв под ударами и даже загнав врагов обратно под защиту их кирпичных домов, зато его заслугой было сохранение почти в целости подразделения, которое уже собиралось разбегаться.
Нескольких паникеров догнали, поймали, и Генерал показательно повесил их на фонарях на стальных тросах. Теперь их трупы были пищей для ворон и хорошим уроком тем, кто хотел служить Орде только в радости, но не разделять с ней беды.
Утром четвертого дня на завод, где когда-то давно плавили металл, приехала делегация уральцев. Теперь у них поубавилось гонора.